– Ну, все, Пирогов. Теперь моя работа.
Сапер накрыл рану бронежилетом, подсунул под него левую руку в медицинской перчатке и долго и осторожно начал что-то там делать. Меркулов с мстительным удовлетворением отметил, что и у прапора нервы не железные. Сначала лицо его покраснело, а потом покрылось крупными каплями влаги. Меркулов обтер ему лицо салфеткой.
– Не поддается, сволочь, – процедил сквозь зубы «коллега». – Но шеволится.
Зато Меркулов почувствовал, как на его голове «шеволятся» волосы. Вот сапер просунул под бронежилет вторую руку и дернулся всем телом. Внутри что-то чавкнуло, и на лице сапера нарисовалась кривоватая улыбка.
– Родненькая ты моя, – прошептал он, – наконец-то я тебя обнял. Ах ты, дорогуша!
Он поднял руки вместе с броником и осторожно понес свой «дорогой» груз к выходу. Меркулов предупредительно распахнул полог палатки. Сапер отошел подальше от лагеря, огляделся вокруг, выпустил гранату из рук в пропасть и упал. Через несколько секунд прогремел взрыв.
Разминированного раненого уже грузили в «вертушку», когда к врачам-саперам подошел полковник и потрепал обоих по плечу.
– Молодцы, ребята! Обязательно напишу представление к награде. Это надо же, первый раз слышу, чтобы человека разминировали! – И побежал к бронетранспортеру, на котором приехал.
Меркулов и сапер сели покурить на ящики из-под патронов. Хирург посмотрел на своего ассистента, спросил:
– Как ты думаешь, браток, правда, к награде представят?
– Забудет, – коротко ответил сапер, отбросив сигарету. – Да и не за награды же мы воюем. Так ведь?
– Это уж точно.
Для Меркулова лучшей наградой было то, что вот этот простой мужичок записал его в свое воинское братство, сказав «мы воюем». Приятно, конечно, получить орден или, на худой конец, медальку, чтобы покрасоваться, похвастаться перед родными и друзьями. Но в наше время одной наградой семью не накормишь.
Вот его покойный дед рассказывал, что при царе каждый солдат за Георгия получал хорошие деньги и землю, а за полный бант чины и дворянство жаловали. И жил защитник земли Русской на зависть другим односельчанам. А если, не дай Бог, калекой становился и он был единственным кормильцем, так всю семью государство на пансион брало. А сейчас самая высшая награда солдату – не умереть, а если погиб – вот тебе три залпа над могилой.
7
Жил Меркулов в большом волжском городе, там же закончил медицинский институт и прошел ординатуру. Молодого хирурга приметил профессор из военного окружного госпиталя, позвал к себе на работу. Виталий долго кочевряжился, уж больно не любил он подневольный, подприказной распорядок жизни, каковой он считал службу в силовых ведомствах. Сам профессор, генерал-майор по званию, стал выкладывать на стол свои козыри: звание, надбавка за звездочки, бесплатное обмундирование, паек, льготы, и при этом не надо мотаться по гарнизонам. Квартира? Со временем будет и квартира.
Меркулов на приманку клюнул, в чем ему помогла и его жена Людка, которая так хотела стать офицершей. Жили они в малосемейке площадью десять кв. м. с туалетом под кроватью, душем с потолка, пахнущим сточной канализацией, и кухней, которая умещалась на старой тумбочке вместе с электроплиткой и кухонным «гарнитуром», сколоченным из досок соседом-умельцем.
В городской больнице, где прежде работал Меркулов, платили такие крохи и так редко, что он забыл запах денег. Иногда выручали друзья, посылавшие к нему на «пластику» ожиревших, молодящихся дам, которым во что бы то ни стало необходимо было приподнять обвислую грудь, согнать с лица и шеи дряблость или убрать вислую задницу. За возвращение молодости дамы денег не жалели, но это было так редко и непостоянно, что эти дары почти не оказывали никакого влияния на семейный бюджет.