А возле окна прохаживается туда-сюда молодой рослый парень. Подобные персонажи в советском кино встречались редко, этот типаж вписался бы в мизансцену кинофильма с участием Ивана Охлобыстина, Игоря Верника и Ренаты Литвиновой. Загорелый атлет лет двадцати пяти в плавках за сто и кроссовках за двести баксов. Его широкие джинсы валяются комком в противоположном от советского старичка углу. Там же лежит рваная футболка. Он отменно накачан, коротко подстрижен и стильно невыбрит. Поглядывает на Игната свысока, во всех смыслах этого емкого слова. На бугристом плече татуировка в пять цветов – свернувшийся кольцами дракон. На правой голени белая повязка с бурыми пятнами. Нет, не модный прибамбас, а самодельный бинт, лоскут, оторванный от футболки. Атлет прихрамывает на правую ногу чуть-чуть, едва заметно. Бурые пятна на белом хэбэ, не иначе запекшаяся кровь.

– Игнат, – позвал женский голос, Сергач оглянулся.

Так и есть – за спиной еще одно окошко. Тоже закрытое, за исключением форточки, и мутное. В тени подоконника раз, два… четыре полных пятилитровых баллона с питьевой водой и два пустых. На подоконнике столбик разовых бумажных стаканчиков и женщина.

Она присела на узкий подоконник, ей неудобно, но она старается сохранять грациозную позу. Оставаться изящной всегда, во что бы то ни стало, наперекор и вопреки – основное свойство ее лисьей натуры. На ней брючный костюм из тонкого зеленого шелка, болотного цвета лакированные босоножки на высоком каблуке, солнцезащитные очки. Морщинку на лбу скрывает ярко-желтая челка. Мешки под глазами спрятались под затемненными стеклами. Одутловатость век – ее бич. Массажи и кремы не помогают, надо делать пластику, а она все оттягивает и оттягивает, боится лечь под скальпель хирурга. Некрасивые глаза – единственный недостаток ее внешности. У женщины чертовски сексуальная грудь и дьявольски длинные ноги. Ей тридцать, она ведьма, зовут Ангелиной.

– Ангелика?..

– Здравствуй, Игнат. Как самочувствие?

– Где я, Ангелика?..

– Гхы-хы-хы, – заржал обнаженный атлет. – Гхы-ы, спросил бы чего попроще, хы-гхы-гы…

– Между прочим, и вы, уважаемый Станислав, очнувшись, спрашивали «где я», – вежливо одернул гыкающего молодого человека господин в голубой рубашке, после чего обратился к Игнату. – Ваша фамилия Сергач, уважаемый? Ангелина Степанна не обозналась?

– Я?! Обозналась?! Хм… – хмыкнула женщина и с присущим ей изяществом поправила завиток золотых волос. Сверкнула бриллиантовая запятая в мочке розового уха, в тон блеснул перстенек на холеном пальчике.

– Да, я Сергач. Игнат Кириллович. Объясните, пожалуйста, где… в смысле, чего произошло… то есть происходит?..

– Вас похитили, уважаемый. – Толстые губы вежливого господина улыбнулись еще шире, глаза сузились в щелочки. – Нас всех похитили. Меня первым, вчера днем, к вечеру привезли уважаемую Ангелину, к ночи Станислава. Ян Альбертович пополнил нашу компанию сегодня утром. Вас, Игнат Кириллович, подбросили около тридцати минут назад.

– Что значит «подбросили»? – Игнат оттолкнулся ладонями от шершавого пола, встал, пошатнулся.

– Осторожнее, уважаемый!

– Пустяки, голова кружиться почти перестала. – Игнат шагнул к окну, к Ангелине. – И тебя, Ангелика, и всех остальных усыпляли спреем?

– Нас с Львом Юричем заманили сюда обманом, Стасу и Яну Альбертовичу брызгали в лицо…

– БрызгаЛИ или брызГАЛ? – перебил Игнат, уточняя, вглядываясь в муть оконных стекол.

– Брызгал, – сказал Стас, шлепнув правым кулаком по левой ладошке. – Немой урод развел меня, как последнего лоха, маза фака!

За окном пустой двор с выгоревшей на солнце травой, частокол двухметрового забора из свежевыстроганных досок, за зубчиками забора лес. Остроконечные доски забора и вплотную подступившие деревья, преимущественно хвойные, создают узкую полосу тени, в тени лежат собаки. Игнат насчитал пять доберманов. Тень не спасает, собакам жарко. Розовые языки высунуты, шоколадные тела разомлели.