– Что такое? Почему? Выкладывай, что происходит?

– Недавнюю заварушку с ворами помнишь?

– Конечно, есть подозрения?

– Да нет, – нахмурился Соколов, – тупость сморозил, эти обезьяны в жизни не взломали бы наших кодов. Я не уверен на самом деле, что тебе что-то угрожает, просто перестраховываюсь, мне так спокойнее. А ты не вздумай корчить из себя гордеца и ставить мне палки в колеса! – пригрозил он, сверкнув глазами.

– И не подумаю, – тихо ответил Платон, уже морально рухнувший в бездонный колодец отчаяния, находившийся прямо в середине его души. Новость о том, что целую неделю он будет находиться без Насти оказалась столь невероятной, словно до вчерашнего дня он и не жил без нее вовсе.

– Кстати, мой человек уже отогнал машину в гараж, а твой мустанг пригнали на парковку, лови ключи.

Соколов изобразил бросок, но, к счастью, не бросил ключи – Платон настолько оцепенел и не мог шелохнуться, словно вот-вот с ним должна была приключиться падучая болезнь.

– Да что с тобой сегодня твориться-то? – рассердился он не на шутку. – Что стряслось? Неужто нет проблемы, которой я не смог бы решить? Ах да, прости, забыл, дела сердечные, это не по моей части.

Александр вновь попытался поддержать Платона дружеским хлопком по спине, но в последний миг передумал и остановил руку в воздухе.

– Сокол! Сокол! Пятьсот пятый! Срочное сообщение!

Внезапный голос пронзил застывшую тишину комнаты, и Александр пулей метнулся к экрану, нахлобучив наушники. Платон лишь перевел взгляд в ту сторону, но не мог расслышать остальные слова. Да и если бы мог, то все равно не осознал бы, поскольку с каждой минутой он все больше понимал, что сходит с ума.

«Ее увезли! Она подумала, что я ее предал! Бог ты мой, что же мне делать?! Что они там будут делать с ней?! Что же делать мне?!»

Очень много подобных мыслей кружило в голове. Перед глазами все так и плыло, и Платон неохотно опустился на кресло, обхватив голову руками. Минута, две, три, реальность возвращалась, прежние краски наполнили мир, и вот уже сияющее лицо Соколова маячит перед глазами, машет руками, губы складываются то в грозный пучок, то сияют торжественной, но зловещей улыбкой. «Попались сопляки!» – долетало до Самсонова наряду с целым роем матерщины, но смысла он так и не разобрал. Однако голова все больше приходила в себя. Неуверенно поднявшись, он осторожно потрогал себя за голову и огляделся. Соколов уже опять сидел в своем необъемном кресле, раздавая команды направо и налево. Платон попытался незаметно выскочить за дверь, но был остановлен у самого порога.

– Куда направился, больной? – Александр уже стоял позади, хотя секунду назад еще сидел в кресле.

– Я, мне не хорошо, похоже, приболел, голова кружиться. Поеду, наверное, домой.

– А, давай-давай, это дело. Забеги сначала к Семенычу, он тебя осмотрит, поможет, чем сможет.

– Обязательно! Будь здоров!

– И тебе того же! А за машину не беспокойся, после осмотра получишь как новенькую! Кстати, за дверью тебя ждет твой новый друг, и не мешай ему в работе.

Платон кивнул и пообещал всячески содействовать новому телохранителю.

В прихожей Соколова его встретил одетый в черный костюм мужчина худощавого телосложения, с живыми, ясными как кристальная вода глазами, короткой стрижкой и загорелым лицом. Ростом он был чуть ниже Платона, стоял с невероятной выправкой, словно был первоклассным рыбацким поплавком, смотрел уверенно, говорил ровно и четко, да и вообще производил впечатление человека, у которого каждый поворот головы, каждый вздох, взгляд, прожитая секунда находились под жесточайшим контролем безупречно развитого внутреннего аппарата. От одного того, что такой человек находился рядом, Платон почувствовал безопасность и покой, даже на сердце немного полегчало, словно он мог излить незнакомцу все свои горести и тревоги. Телохранитель представился Юрой, просто Юрой, и проследовал вслед за Самсоновым, плавно ступая на почетном расстоянии.