Михаил Олегович оценил произведенное впечатление от своих слов, ослабил хватку, поднялся и сходил за стаканом воды, которую Платон выпил в несколько жадных глотков.

К нему вернулся голос.

– Эти машины предназначены для «Нового Света», по крайней мере, так мне сказали.

– Совершенно верно, – кивнул Макаров-старший. – У меня та же информация.

– Зачем нашему проекту такое количество этого проклятого вещества, ума не приложу! Уж не используют ли его в строительных целях, иди других, близких к нему?

– Нет, не используют. Я уже наводил справки. Его, конечно, используют в промышленных целях для создания ацетилцеллюлозы, но очень сомневаюсь, что она сейчас необходима в строительных целях!

– Тогда я отказываюсь это понимать! – развел руками Платон, хотя в голове уже зрела безумная догадка.

– Признаться честно, ты меня сильно озадачил, Платон, – сказал Макаров-старший, у которого эта безумная догадка созрела уже давно. – Я прекрасно знал, что не смогу удержать этот дьявольский груз, понимал, что, возможно, рискую собственной жизнью, но не мог иначе. Я был уверен, что обязан узнать, кто надавит, откуда пойдет след, чтобы попытаться затем отследить его. Я уже слишком стар, и не могу просто так наблюдать, когда вокруг происходит подобное. Возможно, когда тебе будет столько же лет, ты поймешь меня лучше.

Платон и так понимал Михаила Олеговича достаточно хорошо, но не стал его переубеждать. Слишком многое на него свалилось за последние двадцать четыре часа, и похоже, это был еще не конец. Как назло та, кто хоть как то могла помочь поддержкой и советами, находилась сейчас далеко и проходила полную диагностику.

«Наверняка она решила, что я ее предал».

Подобные и многие другие мысли хаотично менялись в голове, перескакивая одна на другую. Платону казалось, что его мозг от постоянной усталости и тревог разбух уже до такой степени, что рисковал дать трещину, как кипяченое яйцо.

Если бы он мог хоть чем-то помочь Михаилу Олеговичу сейчас, дать хотя бы маленький совет, он бы, несомненно, это сделал. Но беда в том, что обнаружившаяся проблема напрочь выбила его из колеи, хотя она всего лишь добавилась к прежним, не менее серьезным проблемам. Видимо, это была последняя капля.

Макаров-старший тоже думал и молчал, но даже не догадывался о том, что творится сейчас у Платона в голове. Он заказал два крепких кофе, и, после того, как их принесли, нервно закурил и медленно стал потягивать свою порцию. Платон лишь кинул взгляд на кофе и снова уставился в неопределенную точку на стене.

Сколько прошло времени такого молчания, от которого даже мысли в голове, казалось, начали скрипеть, Платон затруднялся ответить, и что побудило его подать знак Михаилу Олеговичу подойти поближе, тоже понял не сразу. Внутри все так и сжалось в комок от стрессов, тревог, неуверенности и страха. Его нещадно обжигало то, что он на самом деле знал, сердце неслось со скоростью метеора, словно выходило на финишную линию его жизни, и даже время словно замедлило свои обороты так, что до момента, когда Макаров-старший подошел и наклонился к Платону, тот пережил еще одну жизнь.

– Мне кажется, я знаю, что происходит, – не своим голосом, стараясь, чтобы даже муха его не услышала, сказал Платон.

И рассказал Михаилу Олеговичу все то, что вот уже сутки успешно разрушало его жизнь. Разумеется, про Настю не было сказано не слова – вряд ли здоровый человек поверил бы в подобное – да этого и не требовалось. Еле успевая переводить дух, Платон старался как можно больше систематизировать последовательность адской информации. Сразу после первых слов, после которых Михаил Олегович напрягся как пружина, Платон устремил свой взгляд ему в глаза, и до последнего предложения уже их не отрывал, словно глаза общались друг с другом автономно, не обращая внимания на словесные колебания воздуха.