«…Эй, дружище Этьен! Свяжитесь со штабом артиллерийского дивизиона – пусть накроют огневым валом „В-2“, – донеслось в трубке. Это говорил сквозь треск генерал Огюсте. – …Крепитесь, мой мальчик! – как ни в чём не бывало обратился он во весь голос к Седану. – Сейчас будет немножко жарко. Мы сломаем хребты этим залёгшим гуннам. Мы свернём этом кайзеру голову. Он будет жевать французскую землю отныне и во веки веком. Аминь!» Через минуту, когда связь с писком отключилась (впоследствии расследование, учинённое Седаном и Дарни, показало, что кабель остался нетронутым), ориентир «В-2», коим была четвёртая линия проволочных заграждений бошей или их передний край, потонула в дыму и пламени.

* * *

…К вечеру они вышли из глубокой штольни, составляющую сеть Аджимушкайских катакомб. Дунуло прохладой. Внизу плескались свинцово-серые волны Чёрного моря.

– Ну, мосье Седан, вас можно поздравить со вторым рождением? – усмехнулся тот, что был в форме поручика Марковской добровольческой дивизии.

– Пожалуй, – неопределённо ответил ему Седан. – Если вас интересуют более подробно все мои ощущения… Что ж, я готов говорить на эту тему.

Они спустились по каменной кручи, поросшей колючим кустарником, к берегу. Скрытая за камнями утёса, внизу на волнах покачивалась рыбачья шлюпка. В ней сушили вёсла двое: старик и почти ребёнок. Эдакий русский Гаврош лет 14—15. Если старик в старой бескозырке с выцветшим золотом и овчинном драном полушубке олицетворял нечто исконное, то мальчик был прямая тому противоположность. На его русой вихрастой головке была серо-голубая австрийская кепи с оловянной кокардой. Он был одет в относительно новый салато-зелёный френч с плеча греческого пехотинца. Дети и старики совершают кровавые революции, истребляют друг-друга в кровавых гражданских войнах, подумал Седан. Это та селекция, которая не снилась Франции? Об этом говорил Мишо. Он предал меня в руки «красным бандитам». Получается, что капитан 2-го Бюро имеет к ним прямое отношение. Но моя душа вовсе не скорбит о потерянной жизни. Значит не всё потеряно. Значит я вернусь…

Впрочем, у него не было выбора. Трезво прикинув своё положение, Седан понял: мосты сожжены. Сжёг их он сам. Когда передал красным данные о позициях на Юшуньском плацдарме, а также на Перекопе.

История отца Зосимы была хорошо известна монахам (особливо, старожилам) Сергиево-Троицкой лавры, что своими белокаменными стенами и мощными крепостными башнями являет собой твердыню святости в России. Будучи отроком двадцати двух лет, ни минуты не колеблясь, ушел от мирской жизни. Оставил отчий да материн дом, нехитрое деревенское хозяйство и юную девушку, что была наречена ему в невесты. Мало, кто знал, какое из чудес Господних подвигло его на этот отважный шаг. Того простым смертным знать было неведомо. Только лишь святой старец, игумен Никодим, которому перевалило за седьмой десяток, знал более других. Но тайны души младого отрока держал в себе. Крепко-накрепко запечатал в сердце своем, что было твердо, как камень. Келейный старца, черноризец Андрей, услыхал ночью исповедь молодого послушника, что причитал по поводу всех мыслимых и немыслимых искушений. И слова отца Никодим, что были ответом на юные страдания и их утешением: « …Ты, дитятко, не плач! Диавол знает, что со слезами в душу войти можно. К Ангелу-Хранителю своему воззови, Небесному Наставнику. Все твой Ангел-Хранитель ведает: и то, что было, и то, что будет. Попроси совета у него, заступника твоего небесного. То поведает он, что не могу произнести я, окаянный грешник…»