– …Так ты меня боишься, мосье? – не унималась юная проститутка, испытывающее смерив его влажными от слез глазами. Седан немного опешил, заметив, что она плачет, но виду не подал. Мало ли что скрывали эти слезы… На всякий случай он поправил, скрытую прелиной, кобуру пистолета. – Пойдем со мной, касатик. Я немного французский знаю, moon sheer. Меня в нумерах благородному обращению учили. В Париже, небось, девочки получше имеются? Ну, не будьте букой, мосье. Помогите бедной, невинной девушке заработать на хлеб, – хихикнула она сквозь слезы.

Ну, не тебе оплакивать свою невинность, подумалось Седану. Он на мгновение вспомнил Сезанну. Его первая любовь в Париже… Горничная, которой он обещал подарить весь мир. Высокая, голубоглазая девушка с бархатной родинкой на нежном, округлом подбородке, с пышной россыпью каштановых волос. Та самая Сезанна, которой Седан предложил обручиться после выпуска из парижской военной школы. И отправиться вместе с ним, новоиспеченным лейтенантом, в песчаный, знойный Алжир. Под пули и кривые сабли восставших кочевников, которые сеяли смерть среди французских оккупационных войск. Воспитанный своими родителями в духе высоких чувств, воспетых Флобером, Бальзаком и Гюго, он не ожидал подлой измены. И вот сейчас эта подлая девка пытается соблазнить его. Пойти с ней – совершить измену еще худшую. Седан помнил, как хотел убить Сезанну после того, что она сделала с ним. Но его боевой пыл немного поостыл. Вернувшись домой, он не обнаружил вещей своей любимой. Выяснилось, что этим днем Сезанна взяла расчет. Не поставив его в известность. Тогда он горько пожалел, что не отхлестал ее по лицу там же, под полосатым тентом. Дуэль с соперником ничуть не пугала его. Предстоящая перед ним юная проститутка вернула его в прошлое. Дайте мне подобающий рычаг, и я сдвину весь мир, изрек Архимед. Рычагом, сдвинувшим мир Седана, оказалась измена его любимой…

Седан, расстегнув клапан револьверной кобуры, решительно шагнул за «ночной феей» порока и греха. Узкий проход, освещаемый тускло смердящими керосинками, напоминал своды каменистого грота или лаз. На дощатых, с запахом клопов и плесени стенах были натянуты потрепанные шелковые гобелены. Она привела его в свою комнатушку. Стала не спеша, смакуя каждое мгновение раздеваться. Он молча смотрел на нее. Затем отвернулся, чтобы не осквернить свою память. В следующий момент его грубо схватили. Шею французского полковника сдавила чья-то потная, сальная пятерня. Почти не испугавшись, он врезал стоящему позади «датским дуплетом»: отклонив корпус, нанес удар локтем в солнечное сплетение, а ребром ладони в перчатке (опустившись ниже) попал в промежность. Бандюга глухо взвизгнул. Пятерня на мгновение разжалась. Тогда Анри, ослабив шнур плащ-накидки, сковывающей движения, свалил верзилу в жилетке точными боксерскими ударами. Тот завалился на гнилой дощатый пол. При падении то ли смачно хрюкнуло, то ли отрыгнуло… Проститутка, полуобнаженная и прекрасная, истерично завизжала. «Merde! Hershel la mi, mo due!» – Седан пригрозил ей бельгийским браунингом. Он тут же вспомнил последнюю беседу с капитаном Мишо из «двойки». Тот пообещал ему, что «будет присматривать». Стало быть, если выстрелить в дощатый потолок или издать трель офицерским свистком, сбегутся его агенты. Прибудет военная жандармерия – знаменитые «белые канты». (К концу 1916 года, по приказу президента Французской республики Клемансо, жандармы и колониальщики расстреливали каждого десятого в тех частях, что отказывались идти в бой.) В следующий момент он ощутил приставленный к виску холодный металлический предмет. Это был безо всякого сомнения – ствол…