Этим можно объяснить, почему мы стоим поодаль и просто наблюдаем, как Приам барабанит в дверь и пытается вышибить её ногами. Никто не бросается его останавливать, потому что это бесполезно. Кроме того, если угодить ему под руку, сам отхватишь по первое число.

Не сумев выбить дверь, Приам быстрым шагом идёт в нашу сторону. Мои глаза расширяются от ужаса, а лёгкие сжимаются, будто от сильного удара. Ноги врастают в пол, как корни старого дерева. Но брат не причиняет вреда, а резко сворачивает перед нами и спускается по лестнице. Мама обходит меня и устремляется за ним. Снизу доносятся крики Приама и грохот падающей кухонной утвари.

– Где эти грёбанные ключи?!

Я, пользуясь моментом, вбегаю в свою комнату, бросаюсь к выдвижному шкафчику, достаю пачку шприцов и разрываю упаковку. Стараюсь унять дрожь в руках, чтобы ненароком не выронить шприц. Нахожу ампулу Барбитала и понимаю, что у меня нет времени отпиливать горлышко; тяжелые шаги Приама раздаются в ушах – он поднимается по лестнице. Я давлю на горлышко ампулы, но та не поддается. Ещё секунда, и у меня начнётся паника. Я тяну край футболки, накрываю ей горлышко и снова давлю. Наконец, ампула поддаётся. Я с облегчением опускаю тонкую иглу в жидкость и набираю четверть шприца.

Шаги Приама раздаются в коридоре. Пронзительный крик Дженис заставляет меня сорваться с места, но у двери я останавливаюсь и сквозь щель между петлями наблюдаю, как Приам заносит над головой кухонный топор, целясь в дверной замок. От удара стальная дверная ручка разваливается на части и падает на пол бесполезным куском металла. Он снова заносит топор и обрушивает его на дверь. Я зажмуриваюсь и крепко сжимаю шприц в руке. Больше ждать нельзя. Его нужно остановить, пока он не навредил отцу. Прячу шприц за спиной и выбегаю из своего укрытия.

Приам уже сломал замок, осталось только толкнуть дверь и войти – это он и делает. После наступает мертвая тишина. Ни звуков разрушений, ни шагов, ни единого слова.

Приам оставил дверь в комнату отца полуоткрытой, но оттуда по-прежнему ни звука.

– Приам? – зову его я и продвигаюсь вперёд.

Снова слышу тот шелест, который уловила ещё днем, когда прижималась ухом к двери. Переступив порог комнаты отца, я первым делом замечаю настежь открытое окно; тюль под воздействием ветра с шелестом поднимается и опускается. Дверь в ванну приоткрыта, но свет не горит. Приам стоит в двух шагах от меня, уставившись в одну точку.

Я следую за его взглядом. От увиденного внутренности скручивает мучительный спазм. Уличный фонарь освещает часть комнаты желтоватым светом. Отец сидит на полу, правая рука привязана простынёй к спинке кровати, глаза широко распахнуты, лицо бледное, словно из него выкачали кровь. Шприц выскальзывает из моей руки и падает на пол. Я бросаюсь к отцу, опускаюсь на колени и касаюсь его лица рукой. Тело хладное, как лёд, но я продолжаю искать признаки жизни. Прикладываю пальцы к верхней губе в попытках ощутить его дыхание, проверяю пульс на руке, прижимаю ладонь к груди.

Ничего.

– Делайла…

Приам обхватывает меня руками и тянет назад. Я пытаюсь вырваться, говоря, что ещё не всё проверила. Нужно взять медицинский фонарик и понаблюдать за зрачками, необходимо вызвать скорую и помочь ему! Сколько бы я ни билась, Приам не ослабляет хватку. Я размякаю в руках брата, меня обдаёт холодом, который проникает внутрь через открытое окно. На папе серые хлопковые брюки и синяя рубашка с голубыми пуговицами – верхняя, как обычно, расстёгнута. Раздаются звуки полицейских сирен за окном. Они становятся громче, извещая о том, что патрульные едут по нашей улице. Грохот и крики, вероятно, встревожили соседей, и кто-то вызвал полицию.