На этот раз Лена могла догадаться, откуда дует ветер, но она не хотела поверить в то, что вновь все рухнуло. Это казалось невероятным. Невыносимым. Неужели сон вернулся? Или… что вообще произошло?

Она была настроена слишком восторженно, чтобы вот так вдруг поверить в возвращение призрака, появление которого вышибло их жизнь из колеи. Она уже забыла, что эта колея тянулась обреченно и вяло в тупик. И только в последние дни, да нет, по-настоящему только вчера появилось… Что появилось? Далекое, забытое? И оно тоже. Но и новое, совсем новое, тоненькое-тоненькое. Потянулось вверх и… Раз! Под корешок.

Исчезло все. Какое-то Нечто, невероятное, невозможное, испортило жизнь. Всю, на годы вперед. До края. Ну, что за жизнь, если вернется этот последний – тусклый, горький, удушающий год? Если не повторится эта ночь? Не эта. Эта не нужна, она ушла. Нужны другие, и чтобы не хуже. Чтобы они были родными друг другу.

– Приснилось что-то плохое? – Спросила она, пытаясь улыбнуться, как улыбалась минуту назад, открывая дверь.

Лыков посмотрел на нее, и увидел, как с глаз ее тоска сметает синеву. Лена улыбалась, а глаза умирали.

– Да нет, ничего плохого, – ответил он, не сделав ничего, чтобы остановить ее тоску. Одним словом, одним движением превратить ее в пар, в туман на окне.

Теперь ему казалось, что он все еще спит, сон продолжается, но не тот – с женщиной в белом, а какой-то другой, в котором живут он и Лена. Сон, в котором ничего нельзя изменить к лучшему. Их обоих крутило и мотало случайными ветрами, как раскисшие конфетные фантики по грязной луже. Какая невероятная глупость: жить во сне и влачить сонную жизнь наяву. Это похоже на болезнь.

Но разве то, что было у них сегодня – «сонная жизнь»?

– Это судороги,– неожиданно для себя вслух сказал он.

– Что?

– Ничего. – И чтобы не огорчать ее: – Ногу сводит.

– Нужно тянуть за большой палец на себя.

– Тут хоть за уши тяни…

Неужели правда жизнь кончается, и организм судорожно цепляется за самое яркое в ней? Ерунда.

– Завтракать будешь? – спросила Лена и, не дождавшись ответа, добавила: – Славина приходила, рассказывала забавные сказки.

– Я слышал.

– Слышал, что она говорила?

– Нет, слышал только, что приходила.

– И чушь прекрасную несла.

– А почему ее зовут Славина? И какую чушь?

– Я слышала, что по молодости она, когда знакомилась, говорила: «Будем знакомы: Солохина Ирина Петровна. Славина жена». Вот так и прилипло. Славу своего два года уже как похоронила, а имя его с ней осталось.

Лена была грустна. Андрей понимал, что это из-за него. Как-то хотел смягчить резкий переход от светлой ночи к неясному серенькому дню. Он и сам не ждал такого. Туманом окутало душу. Заморосило там, как и на улице… Но что делать?!

Они не спали почти до утра, разговаривали, много целовались, нежность и покой, казалось, навсегда вернулись к ним. И вот вместо благости, умиротворения на сердце слякоть.

Андрей глянул за окно: дождь, низкие, провисающие до крыш тучи. Льет с бетонного козырька… Нет, не в этом дело. Когда все хорошо, дождь придает жилищу уют. Тепло, сухо, надежно…

Лена, с растерянной улыбкой рассказала коротко о ночных видениях Солохиной, таких забавных – там, за этой дверью, в начале совсем другого дня, и совсем не интересных сейчас.

– Великий немой заговорил, – сказала Лена, садясь на край кровати. Чтобы не лицо в лицо. – Представляешь, не обошлась одними наблюдениями, хотя через плечо и заглядывала. Издалека, издалека стала вначале о своем рассказывать, а потом и прямо спросила. На моей памяти – первый раз.

На глаза Лены набежали слезы. Всего несколько минут назад она представляла, как все это развеселит Андрея, что он обязательно скажет что-нибудь смешное.