Люди, которые знали эту разделённую пару, заявляли: «Дети! Им не хватает детей! Тогда бы всё изменилось, их бы это объединило!»

Увы, но это не так. Их заключения и решение ложны. Он не любитель шума и суеты, она слишком глупа – какое воспитание получили бы их дети? Кем они станут в будущем? Он бы отстранился и тратил минимум времени – ему неинтересно всё, что вне его реальности боли, а она – часто бы жалела, потакала любым капризам и учила бы детей тому, что надо быть терпеливыми к обидчикам и любить всех, несмотря на то, что они делают.

Каждый день в семье Миддлс похож на предыдущий. День Сурка. Даже праздникам не было места в их половинчатом мире.

Всё та же декабрьская суббота.

Всё как всегда. Он на втором этаже – в своём мире, она на первом занимается уборкой. Время 19:00. Пора. Генри выходит на улицу – по расписанию встреча с коллегами. Ингрид смотрит на закрывающуюся дверь – громкое хлопанье, и внутри неё что-то очередной раз ломается. Слёзы, бессилие.

По ту стороны двери вечер, темнота, фонари, зима, огромные сугробы. Снег блестит, словно жемчуг на шее любимой женщины. Дороги покрыты льдом, ветер. Закрыв дверь за собой, профессор ощутил лёгкую свободу. Вдруг с неба посыпались снежинки…тысячи, миллионы, миллиарды снежных маленьких хлопьев.

– Снег…я помню… Прости.

Шаг от двери, другой – чувство свободы увеличивалось. Каждый шаг становился легче, приносил всё больше радости. Ожил! Ура! И так каждую субботу. На мгновение, на время пути от дома до бара – оживает. Атмосфера в доме топит его, угнетает. Дом – это ловушка, улица – свобода.

Вот и бар, «Дикая жизнь». Интересное и в то же время нелепое название для бара, хотя и вполне логичное. Настроение спадает с каждым шагом.

Шаг, ещё шаг, лёд, яркий свет, машина, боль, темнота.

– Добрый вечер, Ингрид Миддлс?

– Да.

– Меня зовут Ричард Престон, я врач центральной больницы. Ваш муж находится в тяжёлом состоянии. Водитель не справился с управлением…

– Хорошо, выезжаю…

Капельница, больничный запах, Генри.

– Здравствуйте, Миссис Миддлс, присядьте.

– Хорошо.

– Травмы Вашего мужа совместимы с жизнью. Однако компьютерная томография диагностировала гематому мозга…с двух сторон. Мы проведём все необходимые исследования.

– Хорошо.

– Жизнь Вашего мужа в опасности. Любой удар может привести к летальному исходу.

– Хорошо, я поняла.

– Эм… Оставлю Вас наедине…

Врач был смущён такой безразличной реакцией, но он не знал эту семью, их жизнь. Они оба слишком устали от череды закрытия друг от друга.

«Месяц?.. Неделя?.. Пара дней? Интересно сколько он протянет?», – думала Ингрид, – Что если ему осталась неделя?.. Что если они не смогли найти тромб в сосуде? Не буду его обнадёживать. Неделя. Посмотрим, как ты запоёшь, узнав, что тебе осталась неделя! Сможешь ли ты быть по-прежнему безразличным ко мне?»

– Генри, – внезапно комок из горькой воды подступил, кажется, что она сама поверила в свою ложь, максимально вжилась в роль, – Генри…меньше недели. Неделя, у нас есть неделя… У ТЕБЯ есть неделя. Неужели всё? – Ингрид полностью приняла свою же ложь и начала жить в её реальности. Она была на распутье облегчения, радости и горя, боли. Слёзы.

– Ты же знаешь, что я не очень доверяю больницам.

Сказал это, несмотря на то, что его жена тоже работала в больнице. Его слова являлись камнем и для неё…

– Нет, я впервые об этом слышу…

– Если мне суждено, значит, суждено. Я давно уже готов.

– Хорошо.

Их диалог был настолько отчужденным, насколько это возможно. Они никогда не слушали друг друга и не понимали, не пытались. Ингрид приняла, давно уже приняла тот факт, что она ему безразлична. С каждым днём надежда на то, что всё измениться умирала, в этот же час всё решилось – ничего не измениться. НИ-ЧЕ-ГО.