– И еще раньше, до знакомства с тобой, – пробормотала Эмма, – Мне следовало бы надеть хлопковые перчатки. Но сейчас ничто не могло помешать ей изучать эти чертежи.
– Когда я в первый раз увидела их, я засомневалась, поскольку сад на этих планах расположен абсолютно не так, как сейчас, – сказала Сидни.
– Винсента в дальнейшем изменила этот план. Здесь начерчен формальный сад, – она указала на симметричные клумбы, расположенные в виде узлов. – Вот тут, возможно, была низкая рабатка со стелющимися растениями или, быть может, вдоль клумб шла изгородь.
– Ах, в этом может быть своя логика. Но взгляните на следующий лист, – сказала Сидни.
– Перебирая и разделяя друг от друга слежавшиеся от долгого пребывания в тубусе планы сада, Эмма обнаружила тонкий листочек почти прозрачной кальки. Она бережно подняла ее и наложила поверх планов-исходников. Рядом расположила два наброска дома, кухонный садик и фруктовый сад, а затем отступила в сторону от стола. – Вот так.
– Вот он, – проговорил Чарли, – Вот он сад.
– И все помечено, – сказала Сидни.
– Сад для чайных церемоний, сад для влюбленных, сад для детей, сад для свадеб… – читала Эмма.
– Ой, так вот почему в нем все белое? – удивленно Сидни.
– Глядите, следом за водным садом, оказывается, идет сад поэта, – сказал Чарли.
– В библиотеке есть сборник стихов моего пра-пра-прадеда Артура Мелькорта. Он был тем самым, кто заказал этот сад, – сказала Сидни.
– Может быть, Винсента таким образом пыталась подольститься к нему, чтобы он дал согласие на ее остальные дизайн-проекты? – с улыбкой на лице спросила Эмма.
– Зачем ей нужно было делать это? – спросила Сидни.
– Она опередила свое время. Здесь, в Англии, было очень мало дизайнеров, кто мог создать английский пейзажный сад в том его виде, который привычен нам сейчас. Поэтому Винсенту считали на половину художницей, а наполовину революционеркой, – объяснила она.
– А что представляет из себя поэзия Артура Мелькорта? – поинтересовался Чарли.
– Те стихи, которые я помню, довольно ужасные, —
Эмма осторожно подняла лист, чтобы открыть другой рисунок. – Похоже, он был сделан несколько позже других, уже по ходу проекта. вы можете видеть, что она добавила несколько тропинок в садике для детей.
– Они напоминают флаг Великобритании, – сказал Чарли.
– Своеобразный вежливый поклон в игровой форме детям Мелькортов, вероятно. О, а вот, похоже, здесь, в зимнем саду, что-то интересное, – она указала на нарисованный кружок. – Может, прудик, или, может, маленькая мощеная площадка.
– Должно быть, это был рабочий набросок. Видно, где она стерла часть карандашных линий, – сказал Чарли.
– Подожди-ка, – Эмма подняла листок, поднеся к свету. – Тут над словами «зимний сад» еще что-то написано. Буквы такие бледные, едва видны…
Чарли и Сидни из-за ее плеча склонились над столом, вглядываясь в указанное ею место на чертеже. В тот же момент Эмма сказала:
– Я думаю, тут написано «сад Цецилии».
– Нет, тут гораздо больше букв, – сказал Чарли, сдвигая на затылок бейсболку и потирая лоб.
– Целеста, – сказала Эмма, – «Сад Целесты».
– Кто такая была эта Целеста? И почему эта надпись выполнена другим почерком? – спросила Сидни.
Эмма перевела взгляд обратно на бледную неясную надпись.
– Я не знаю ни о какой Целесте. А вы правы. Ее имя вписал кто-то другой.
– Ее имя встречается еще где-нибудь? – спросила Сидни.
Тщательно и методично Эмма изучала чертежи, открывая все новые детали всех основных частей сада. На полях некоторых из этих детальных чертежей имелись даже диаграммы и планы посадок. Садик для детей – сейчас заросший полевыми цветами, проникшими туда самосевом, – когда-то вмещал в себя бальзамин, наперстянку, мак опийный и трансваальскую ромашку.