В гостиной витал тонкий, всепроникающий и в то же время ненавязчивый аромат. Стол был изящно сервирован: в центре стояло главное блюдо, а также разложены были все необходимые столовые принадлежности. Миссис Феррант, держа в руке соусницу, ложкой поливала соусом из морепродуктов горячее рыбное филе.

– Боже мой! – воскликнул Аллейн. – Это же морской язык по-дьеппски[16]!

Расположение, которым хозяйка дома прониклась к гостю, было сопоставимо только с кулинарным шедевром, который она ради него сотворила. Мало что понимая из разговора на французском, Рики с возрастающим изумлением наблюдал за тем, как между его отцом и миссис Феррант мгновенно установилось взаимопонимание. Он расспрашивал ее о морском языке, о креветках и устрицах. Через каких-то несколько минут он выяснил, что у мадам (как он вежливо ее называл) маман была родом из Дьеппа[17], от нее-то мадам и унаследовала свой кулинарный талант. Отец уже собирался попросить Рики сбегать в магазин за бутылочкой белого бургундского, но миссис Феррант, торжествующе усмехнувшись, принесла вино из своих запасов. Аллейн поцеловал ей руку и принялся упрашивать ее разделить с ними трапезу. Она согласилась. Глаза Рики становились все шире и шире от удивления. Странное маленькое празднество продолжалось, и Рики начал хотя бы частично что-то понимать. Отец умело завел разговор о Фарамондах и тех днях, когда миссис Феррант работала в Л’Эсперанс. В разговоре раз или два всплывало имя Луи.

– У него изысканные манеры и светскую жизнь он, похоже, любит?

– Можно и так сказать, – миссис Феррант пожала плечами.

Настала ее очередь спрашивать, например, хорошо ли месье Аллейн знаком с семейством Фарамондов. Не сказать, чтобы хорошо, но как-то раз они путешествовали вместе. Сын ведь не ожидал, что месье приедет? Нет, конечно, получился сюрприз. До чего же смешное у Рики было выражение лица, когда Аллейн вошел в комнату. Рот раззявлен, глаза круглые. Аллейн очень живо изобразил эту сцену и весело похлопал сына по плечу. Ах, мадам спрашивала про фингал!.. Аллейн переключился с французского на английский и попросил Рики рассказать, что он с собой сотворил в Сен-Пьере. Может, с дурной компанией связался? Рики рассказал басню про железный столб. Проницательные глаза цвета чернослива хитро заблестели, миссис Феррант сказала по-французски что-то вроде «не надо нам тут сказок».

– Не иначе вы в какой-то переделке побывали, – заметила она. – Вон в рюкзаке вся одежда мокрая, хоть выжимай.

– Я под дождь попал.

– Из водорослей? – спросила миссис Феррант, впервые за все время их знакомства хихикнув, и, к раздражению Рики, отец поддержал ее веселость.

– Да, мадам! – воскликнул Аллейн, заговорщицки глядя на миссис Феррант. – Ох уж эта молодежь!

Она закивала.

«Интересно, – подумал Рики, – чем я, по ее мнению, занимался?»

За морским языком по-дьеппски последовали нежнейший сорбет, сырная тарелка, кофе с коньяком.

– Последний раз я так изысканно ужинал, когда был в Париже, – воскликнул Аллейн. – Вы непревзойденный кулинар, мадам!

Разговор шел на двух языках и теперь вращался вокруг мисс Харкнесс и того, что Аллейн с двусмысленной сдержанностью назвал неосторожной верховой ездой.

Лицо миссис Феррант приняло скорбно-торжественное выражение.

– Это привело к ужасным последствиям, – признала она.

Рики тут же вспомнилось искаженное страшной гримасой лицо со стеклянным взглядом.

Аллейн намекнул, что, возможно, мисс Харкнесс в целом была склонна к безрассудствам. Миссис Феррант подчеркнула, что «к разного рода безрассудствам», и тихонько хмыкнула.

– Кстати, Рик, – обратился Аллейн к сыну. – Я не говорил, что твой мистер Джонс навестил нас в Лондоне?