По возвращении из Москвы Рубинчик собрал в здании парткома совещание главных специалистов завода им. Петровского, установил привезённые из Москвы образцы швейной машинки и магнитофона и поручил секретарю парткома Н. Ронжину внимательно ознакомиться с этими образцами и выработать общее решение о запуске конкретной продукции в производство. После возвращения Рубинчика секретарь парткома доложил, что главные специалисты предлагают освоить в серийном производстве швейную машинку, и привёл основные доказательные аргументы:

– завод с основания специализируется на механическом производстве, с электроникой не дружит;

– в швейной машинке электроники нет, а в магнитофоне её достаточно.

Рубинчик внимательно выслушал это мнение, потом отодвинул в сторону швейную машинку и подвёл итоги совещания: «Завод не имеет возможности массового выпуска многих деталей швейной машинки. В магнитофоне тоже необходимо высокотехнологичное производство ряда деталей, но завод им обладает. К тому же в конструкции магнитофона присутствует электроника, а за электроникой будущее. – И немного помолчав, добавил: – Я только что побеседовал с молодёжью. Они настроены на выпуск магнитофонов!»

Я выполнил негласное поручение Рубинчика – потерял год, но перевёлся в политехе с электротехнического на радиотехнический факультет. На приёме у ректора М. П. Тузова мне было поставлено условие: «Сначала переведёшься на вечернее отделение радиофака, один семестр будешь работать и учиться, сдашь зимнюю сессию на хорошо и отлично. Только тогда я подпишу приказ о твоём переводе на дневное отделение радиофака».

Я дал согласие и выполнил это условие.

В январе пришёл в деканат с заявлением о переводе. Два заместителя декана стали смеяться: «Ишь чего надумал! С нашего факультета на любой другой переводят без вопроса, а перевод на радиофак с других факультетов невозможен! Ты от службы в армии откосить хочешь?»

Дело в том, что отсрочку от армейской службы имели студенты, обучающиеся на дневных отделениях.

Я в подавленном состоянии вышел из деканата и решил посоветоваться с ребятами, с которыми учился на вечернем отделении – они работали лаборантами. Андрей Першин нахмурился и сказал: «Что ты их слушаешь? Иди и всё объясни декану. Он в деканате не сидит, у него кабинет на втором этаже». Деканом радиофака был профессор Дмитрий Васильевич Агеев. Он занимался проблемами помехоустойчивости радиосвязи. Агеев выслушал меня, взял документы и пошёл к ректору. Вскоре вернулся и сказал: «Мы с ректором не возражаем против перевода тебя на дневное отделение. Оформляйся».

Со следующего семестра я влился в дневное отделение, через пять лет защитил дипломный проект и получил квалификацию радиоинженера. В те времена распределение по месту работы проходило на 4 курсе. Ты получал тему дипломного проекта и твоего руководителя. На Мызе находился крупный научно-исследовательский институт – ГНИПИ, который выполнял функцию головного предприятия радиоизмерительной отрасли. Он работает и сейчас под названием ННИПИ (Нижегородский научно-исследовательский приборостроительный институт имени А. П. Горшкова). Задачей института было проведение научно-исследовательских и опытно-конструкторских работ по проектированию и организации выпуска радиоизмерительной аппаратуры, а также курирование предприятий, занимавшихся развитием радиоизмерительной отрасли, которые были разбросаны по всей территории СССР.

Когда подошло время моего распределения на постоянную работу, заявки от завода им. Петровского в комиссию по распределению не поступило. Я попал в число десяти счастливчиков, заявленных ГНИПИ. Руководство института назначило меня техником в отдел источников питания, предназначенный для разработки блоков питания всех приборов, создаваемых институтом, а также этот отдел решал вопросы унификации лабораторных источников питания. Тему и руководителя дипломного проекта я получил в лаборатории, специализировавшейся на разработке блоков питания приборов, создаваемых специализированными отделами.