– А ежели в тебя стрелять начнут? Тогда как? – спрашивал Тихон.

– За что в меня целить? Я, чай, не солдат, я мирный, сам по себе. Вон Алумов объяснял, отчего у нас разруха да голодовка, – хозяев разогнали, а сами управлять не можем! Надо было сначала научиться, а уж потом революции устраивать.

– Алумов! Алумов! – сердился Тихон. – Ты лучше послушай, что Иван Резов говорит.

– А что Резов? Токарь он, а Алумов инженер. Он все знает…

– Разуй глаза, приглядись, куда он тянет! Большевики за то, чтобы заводчиков по шапке – меньшевики против. Большевики предлагают крестьянам землю бесплатно отдать – меньшевики за выкуп. Вот и раскинь умом…

Но Сережка не сдавался:

– А может, все это – и заводы отнимать, и землю делить – надо постепенно, с расстановкой?

– Шиш ты получишь с такой расстановкой, – выходил из себя Тихон…

Расспорятся до ругани, а на другой день опять рядышком идут. Вот и сегодня. Тихон искоса глянул на сумрачного приятеля:

– Чего кислый такой? С утра щей квашеных нахлебался?

– Какие там щи. Мать вчера продовольственную карточку отоварила. Дали коробок спичек да пяток яиц…

Пошли молча, размышляя каждый о своем.

– Не слышал – ночью за Волгой вроде бы пушка бабахнула?

– Я как засну – мне сто пушек над ухом стреляй, – похвастался Тихон. – Как, не надумал к нам в кружок?

– Что мне там делать? – упрямо проворчал Сережка.

– Ворона и есть ворона – сидит на заборе и каркает одно и то же! – завелся Тихон. – Жизнь на справедливых началах строить – вот что! А тебе, балде, все делать нечего. Только о мясных щах и мечтаешь.

Обиделся Сережка:

– Вон твой разлюбезный Резов идет. С ним о политике толкуй, а мне она ни к чему, – и, прибавив шаг, ушел вперед.

– Чего не поладили? – поздоровавшись, спросил старый рабочий Тихона.

– А ну его, – махнул тот рукой. – Несознательный…

– Сережка-то? Не скажи, он парень с головой. И совестливый.

– С головой, – нахмурился Тихон. – Только она у него не к тому месту привинчена. Зову в молодежный кружок, а он ни в какую.

– Чем вы там занимаетесь? Не танцами до упаду? – пошутил Резов.

– Танцами?! Это баловство, дядя Иван, не для нас.

– Мне бы сейчас лет этак двадцать скинуть – с удовольствием станцевал бы с симпатичной девушкой.

– Не такое сейчас время, чтобы танцевать, – возразил Тихон.

– Что же вы – в карты режетесь?

– Скажете тоже! Мы, дядя Иван, о революции говорим.

– Оно, Тихон, говорить хорошо, но этого мало. Революцию делать надо. А говорунов у нас хватает. Иной тебе все расскажет – и что Маркс писал, и что Кропоткин. А до дела дойдет – лезет в лопухи…

– Нет, дядя Иван, наши ребята не струсят. Мы вот что надумали – пора все кружки города объединять в один Союз молодежи. Сначала в городе, а там, глядишь, и по всей республике…

Старый рабочий внимательно слушал парня и удивлялся, как он возмужал после Октября. И дело ребята затеяли важное, нужное. Меньшевики и эсеры болтают о невмешательстве молодежи в политику, а сами норовят молодых от большевиков увести. «Надо об этом в райкоме поговорить», – подумал Резов.

– Ну а как идут дела с объединением? Или только языками чешете?

Тихон вынул из кармана сложенный вчетверо листок бумаги.

– Мы время, дядя Иван, зря не теряем. Вот сочинили обращение к пролетарской молодежи города…

И Тихон на ходу стал читать текст обращения, так энергично размахивая кулаком, что Резов даже посторонился.

– Звучит, дядя Иван?

– А что это за текущие дела?

– Тут разное: как антирелигиозную работу усилить, как со спекуляцией и саботажем бороться. И о культуре поговорим. Девятый месяц в городе Советы правят, а она на старом, буржуазном уровне. На базаре – «Бикс»…