Она искала глазами Шпенглера, ей очень хотелось увидеть его, она ощущала страшную тоску о нём, ненормальную, какую-то сумасшедшую. Её удивляло, что за такой короткий промежуток времени, человек успел стать для неё частью жизни, частью самой себя. Поиски не затянулись, графиня увидела моряка одиноко стоящего у бушприта, он пристально глядел вдаль, не мигающим взглядом, всё то же безразличие и та же отчуждённость, и нет ничего того, что так желала увидеть. Подойдя как можно ближе, она вгляделась в его лицо – тёмные глаза, в которых ей так хотелось утонуть, манящие губы, которых ей так хотелось коснуться, она взглянула на его измотанные и грубые ладони – сколько нежности они могли бы ей подарить, и не сумев сдержать себя, провела кончиками пальцев по его оголённой груди. Михаэль вздрогнул, он ощутил прикосновение, Аделия испуганно отшатнулась назад, ведь она была уверена, она знала, что может быть спокойной за свои действия. Моряк огляделся, смутившись, поправил полотняную жилетку, закрывая ладонью вспыхнувший огнём участок тела, ставший пурпурно-красным.
– А этого можно было и не делать – прозвучал за спиной графини ставший знакомым, умиротворённый и мелодичный голос.
– Я знаю – ответила она – каюсь, просто не смогла удержаться.
– Пойдем со мной – устало произнес он, растворяясь в светлой дымке, которая туго укутала его, и стелясь белоснежным ковром, поглотила неподвижно стоящую графиню.
Под ногами заскрипел песок, глазам открылась ничем ни примечательная комната, с бывшими когда-то белыми стенами, на которых раскинула свои влажные щупальца, многолетняя сырость. С лёгким шипением, осыпались раскрошенные камни, которые наглым образом выглядывали из облицовки. Графиня подняла голову, под высоким потолком висела огромная люстра, утопающая в пыли, на которой оставалось несколько свечей, намертво вцепившиеся в нее, своими восковыми когтями. Яркий солнечный свет, льющийся сквозь приоткрытые створки дверей, ведущих на балкон, поманил теплой, светящейся ладонью. Она пошла за ним, подготавливая и подбадривая себя. Потянув за обветшалую ручку, содрогнула витражное стекло, разошедшееся множеством трещин. Особых усилий не потребовалось, что бы одномоментно раскрошить его и обрушить на пол. Для нее не стало это преградой, с хрустом наступая на осколки, последовала дальше. Полукруглая, обширная площадка, была поглощена ослепительным, манящим светом. Аделия сначала не могла ничего разглядеть, так глаза, привыкшие к сумраку, отказались воспринимать окружающее. Но как приятно было потом, ощутить живое и такое родное солнце, заботливо ласкающее побледневшую кожу. Дополнили радужных красок, лёгкий и свежий ветерок, крики чаек, и отдаленный шум прибоя. Графиня подошла к невысоким выточенным из камня перилам, и от испуга отшатнулась назад, балкон нависал над пропастью, в который с диким ревом, ворвалось несколько клокочущих водопадов. Она в непонимании замерла, как может быть такое, ведь только что она упивалась негой и тишиной, а теперь нарушает райскую идиллию, спешащий ледяной поток.
– И когда я устану удивляться? – спросила себя она – предел возможного давно уже пройден, а я, глупая, чего-то пугаюсь…Странно – она прищурившись окинула взглядом дверной проем, идущий немного наискось относительно того из которого она вышла. Промелькнула тень, и чьи-то громкие шаги шустро стали приближаться. Аделия прижалась к перилам, находясь в предвкушении того, какой очередной сюрприз предоставит ей судьба. Как такового удивления она не испытала, можно сказать даже разочарование обрушилось на нее. Очередной незнакомец, невысокий, крепкий, с замученным видом молодой человек, оглядываясь, морщился, закрывая лицо ладонями. Он растеряно стряхивал с себя пыль и паутину, каждое движение говорило о клокочущем недовольстве. Он был крайне раздражён и зол, постоянно закидывал за плечи очень длинные и растрёпанные волосы, наконец, поуспокоившись, снял повязку со лба и вытерев капельки пота, спокойно спросил: