– Чем он вырезал полотно?

– Я не знаю, как это называется, – глухо ответила Ирма Нормановна. – Вам нужно посмотреть запись. Я… я не знаю, что это такое и как оно работает…

– Он оттащил его в одиночку?

– Да, вот туда, – палец начальницы указывал на переход в девятый зал, но на лице застыло очень странное выражение.

– Смотрительница девятого?..

– Ничего не видела, – резко закончила женщина.

– Забавно, – мрачным тоном заметила Люба. – Пожалуй, я с ней побеседую, конечно. Но что-то мне говорит, что она ничего не сможет рассказать.

Они пошли дальше. Директриса молча указывала на пустые места на стенах, Люба сверялась со схемой. Ни в одном зале они не останавливались, но под конец задержались в двадцать восьмом, где раньше висела «Боярыня Морозова». Люба рассматривала громоздкую раму и всё думала и думала. И пока совершенно не понимала, как преступники (а она всё же была склонна полагать, что тут действовала группа лиц) смогли скрыться с заметной добычей, оставшись незамеченными.

Они вернулись в кабинет начальства. Люба посмотрела на часы.

– Теперь давайте всё же прогоним через аппарат всех оставшихся смотрительниц, – решила она, хмурясь. – Пусть из их залов ничего не пропало, но кто-то же всё-таки мог что-то заметить или услышать.

– Наверно, мог, – с заметной долей скепсиса ответила Ирма Нормановна, но всё же вызвала первой работницу из девятого зала.

Люба потратила на общение с персоналом ещё два часа, но ничего нового или важного так и не узнала. Кроме одной детали.

– Так вы говорите, что видели кого-то? – спросила она у полноватой старушки, отвечающей за тридцать шестой зал.

– Ну-у, не то чтобы видела. Но, как бы вам сказать… – собеседница наморщила и без того морщинистый лоб. – Я стояла и смотрела на двух невоспитанных подростков, которые были в моей комнате. И тут услышала из соседнего тридцать пятого зала странный стук.

– Стук? – Люба прищурилась. – Какого рода?

– Ну, как будто кто-то уронил телефон на пол. У нас уже так бывало, что посетители роняют. Ну вот очень похоже было. И кто-то выругался.

– М?

– Ага, женщина сказала… «блять»… – смотрительница смущённо кашлянула. – Негромко вроде, но всё же… Я возмутилась и решила сделать ей замечание. Но когда я подошла к проходу, то увидела только её спину в противоположном конце зала. И у неё что-то было в руках, точнее, под мышкой, но я не разглядела… Но мне кажется, что это могла быть картина. Я её видела буквально полсекунды, не больше. И потом она вышла на лестницу.

– Во что она была одета? – Люба хищно подобралась.

– Да в рвань какую-то! – всплеснула руками старушка. – Я даже удивилась, как её вообще пропустили в здание, раньше в музей ходили только приличные люди, а сейчас пускают кого не попадя…

– Не стоит обсуждать эту тему, – ледяным тоном осадила её начальница.

– Конкретнее. Какую рвань?

– Да я же не успела толком рассмотреть, говорю же. Комбинезон, что ли… Нет, скорее, джинсы… И кофта красная, как они там называются сейчас… Но что-то рваное или грязное как будто. А волосы светлые и длинные! Вот как у вас!

– Интересная деталь. Так, а дальше?

– Ну а что дальше. Тут вернулась Маринка, которая в том зале работает, она в тридцать седьмой отошла на пару секунд. Я вернулась быстро к себе. А спустя минуту Маринка и закричала, что картины нет… И всё…

Люба посмотрела на директрису.

– Про эту женщину говорил Григорий Андреевич?

– Про эту, про эту, – с непонятным выражением лица ответила та.

Люба отпустила последнюю смотрительницу и на секунду прикрыла глаза. Так, с этим покончено, теперь осталось посмотреть кино. Но сначала надо узнать, как дела у ребят.