– За Данила поставишь и за Льва, – сказал старший брат, отрезая от каравая краюху. – На, поешь… Чем богаты. Даня, рубани ему сальца…

– Ооо… так вы еще и сало имеете, роскошь, роскошь… – местами голос слепого становился по-женски высоким, что придавало его речам какую-то интересную, необычную тональность.

Не опуская головы, их новый знакомый первым дело принялся жевать сало:

– Не наше… Александровское. Наше сладенькое, мягкое, а у них хряки, что на продажу идут, мясистые, жилистые. Ага… – отщипнув левой рукой кусок хлеба, слепой положил его в рот. – И на соломе ж экономят, куркули… Ну что тебе того сена, разбогатеешь, что ли… Положи нормально, обожги как положено, так аромат же будет, шкура смачная выйдет. Наши себе такого отношения к продукту не позволяют.

– Наши – это чьи? – поинтересовался Лёва.

– Та гуляйпольские мы. А вы откель? Говор у вас не наш. Хотя с юга вы, точно…

– Юзовские мы, – ответил Зиньковский.

– То-то я чую, не наши. А за какими делами к нам? Или гастроли проездом?

– Та не, не проездом. В Гуляйполе идём. Шо там, далеко ещё?

– Почти пришли. А чего лесами? Чего не по тракту? Боитесь кого? – поинтересовался слепой, прожевывая следующий кусок хлеба.

– Слушай, а шо ты такой любопытный? – Лёва стал злиться, понимая, что перед ним местный хитрец.

– Да не, не подумай чего, хлопче… Времена же смутные, кого тут только не бывало за последний год – австрияки одни чего стоили, теперь вот петлюровцы шныряют. А нам-то, селянам, с того только беда одна. Не серчайте, хлопцы…

– Слышь, мужик, – Лёва поднялся и сделал шаг в сторону, чтобы быть готовым ко всяким неожиданностям. – Ты очки снимай, хватит тут циркачить. Стреляные мы, думал на мякине провести? – Лёвин голос стал приобретать угрожающие оттенки.

– Чудак ты, хлопец… Не греши, – слепой остаток хлеба аккуратно положил в карман и стал нащупывать свою палку, которую положил рядом с собой.

– Так откуда ты понял, что я не один?

– Ну ты странноватый… сам же сказал, за кого свечку ставить! – слепой решил прикрикнуть и сорвался на фальцет.

– Вот спасибо, хлопцы, вот спасибо, – Лёва напомнил местному инвалиду одну из его первых фраз и тут же, аккуратно придержав его за лацканы тулупа, двумя пальцами снял с того чёрные очки, взяв их за центральную дужку на переносице.

Взгляд карих глаз слепого оказался колючим и злым. Завидев, что перед ним обманщик, Лёва приподнял его так, что ноги его оторвались от земли.

– Попусти, – с металлом в голосе спокойно сказал незнакомец.

Только он ощутил почву под ногами, как тут же вставил два пальца в рот и пронзительно свистнул. Совершенно неожиданно с противоположной стороны дороги и у них за спиной появились солдаты в стрелецкой форме.

– Ладно… пока твоя взяла, – Даня остатки обеда быстрым движением закинул в вещмешок и туго затянул узел. – Лёва, а шо это за мундиры такие?

«Слепой» был невысокого роста, со странной прической – длинные волосы закрывали уши, он скорее напоминал художника, чем командира военных. Единственное, что никак не вписывалось в творческий образ, так это его глаза – взгляд тяжелый, из-под мощной надбровной дуги, сверлил собеседника, не обещая в ближайшей перспективе совершенно ничего положительного.

– Это кто у нас тут любопытный, я? – вожак стрельцов поднял руку и тут же в глубине леса раздался еще один свист. В это время путников, не успевших закончить свою трапезу, солдаты держали под прицелом. Из глубины просеки беззвучно появилась повозка, запряженная единственной лошадью.

– Мешки им на голову, – скомандовал невысокий «художник», только что бывший слепым.