Он снова заглянул мне в лицо и скрипнул зубами:

– Никогда ее не прощу!

И это точно было не про Альмиссу.

– Ренд…

– Скажи – Райвенд. Или Райв… так меня звал отец.

– Кстати, – вспомнила я и осторожно взяла его за руку, – ты же знаешь, что он не погиб?

– Знаю, – хмурясь, смотрел на меня принц, потом нехотя уточнил: – Восемь лет назад?

– И тогда тоже, – я осторожно гладила его ладонь, – и сейчас.

– Когда «сейчас»? – знакомо напрягся он, и мне стало ясно, что цитадели не удалось сохранить в тайне пропажу экспедиции.

– Позавчера. Они были в той шахте, куда ушел сумасшедший в клетке.

– Почему же мне ничего не сказали? – снова помрачнел принц.

– Думаю, не хотели расстраивать. Они ведь считали, что ты ничего не знал. Я не имела права открывать чужих тайн, но мы друзья, а мне известно, как болит сердце, когда у кого-то близкого случается беда.

– Он… цел?

– Да. И здоров. Мне кажется, он придет на суд. Но, скорее всего, под личиной.

Разумеется, это было всего лишь моей догадкой и не стоило говорить о ней Ренду. Но я вдруг поняла, насколько легче ему будет смотреть в злобные рожи взбесившихся от жадности лордов, если он будет знать, что отец в этот час рядом с ним.

Ренд поймал мою руку, нежно прижал ладонью к щеке и закрыл глаза, словно пряча блеснувшую там радость.

– Элни, прости, что так получилось. Сейчас уже не успею все объяснить, но я обязательно приду еще раз… ты же позволишь?

– Куда? – на всякий случай уточнила я, чувствуя в его вопросе какую-то недосказанность.

– К тебе, в твой домик. – Звучавшая в голосе принца усталость с оттенком отчаяния была абсолютно несвойственна моему командиру и не добавляла этому объяснению никакой ясности.

– Откуда?

– Не знаю, поселюсь где-нибудь, – беспечно отмахнулся он и с внезапной ненавистью добавил: – Больше не могу здесь оставаться, просто душит их тупость и наглость! Иногда руки так и тянутся за луком – припугнуть как следует.

Вот этого я и боялась. Знатным бездельникам и в голову не может прийти, насколько со временем обостряется в наемниках цитадели чувство самосохранения и бдительности. Да еще неприятие подлости и трусости. И как скор и категоричен суд бывалых воинов. Второй раз никто не возьмет в напарники щита, прикрывшего в опасной ситуации только себя, или мечника, в погоне за большой наградой зацепившего слишком сильного монстра.

Лорды даже не подозревают, насколько быстро забывают те, кто каждый день смотрит в лицо смерти, надуманные правила тошнотворно лицемерной учтивости. Вроде обязательного вызова на поединок наглого лгуна или подлеца вместо хорошей прилюдной оплеухи. И тем более им невдомек, как опасно задевать и злить магов, точно знающих цену трусливым болтунам.

Конечно, вряд ли Ренд на самом деле станет в них стрелять, но в том, что ему сейчас паршиво и больно, я не сомневалась ни на гран. И очень ясно понимала, что просто не могу не поддержать в такой момент друга и напарника, даже если за это на меня ополчатся все сплетники Тезгадора.

– Значит, спальня в моем домике тебе не понравилась, – с нарочитой печалью вздохнула я, мгновенно догадавшись, чем могу отвлечь командира от предстоящего судилища.

Да и нетрудно сообразить, что это именно то, о чем он мечтал, но не мог спросить прямо.

– Ты выделила мне спальню? – Ренд изумился так правдоподобно, что я почти поверила.

– А где, интересно, ты тогда проснулся? – оскорбленно вздернула нос. – Не могла же я оставить тебя валяться в уголке прихожей.

– Не знаю… Герт разбудил и сунул в портал, а ругался уже здесь. Но я очень тебе благодарен… и поверь, любимая, самый темный уголок твоего дома для меня ценнее лучших покоев этого дворца! И все же я не буду там жить – не хочу, чтобы злые языки отравили тебе жизнь.