– И-Искари, – запинаясь, проговорила женщина, прижимая к груди кожаный мешок, – я п-принесла их для тебя.

Мимо них по разным делам сновали невольники. Аша чувствовала их любопытные взгляды. Женщина-кузнец на коленях посередине дороги привлекала слишком много внимания.

– Встань.

Женщина покачала головой и вытащила из мешка нечто, завернутое в перепачканную сажей дерюгу и перевязанное бечевой.

– Пожалуйста, возьми их.

Аша взглянула на протянутый узел. Странная, знакомая форма…

От внезапной догадки волосы зашевелились у нее на затылке.

Онемевшими руками она приняла дар незнакомки и, едва успев почувствовать его тяжесть, поняла, что это.

– Я работала всю ночь и управилась к рассвету, – сказала женщина-кузнец. – Сам Седой Ольн научил меня, как их выковать.

Аша застыла, окидывая взглядом двери и окна ближайших домов. Их обитатели глазели на происходящее, но, встретившись взглядом с Искари, тут же прятались за цветастыми занавесками и деревянными ставнями.

Аша крепче прижала узел.

– Кто-нибудь слышал, как ты их ковала?

Женщина уставилась на булыжники мостовой.

– Я часто работаю по ночам, Искари. Если кто и слышал, то не подумал ничего странного, будь уверена.

– Никому об этом не говори, – велела Аша женщине.

Не поднимая головы и не вставая с колен, та кивнула. Аша обошла ее и поспешила к воротам.

С охранниками на воротах не возникло никаких заминок, но Аша слышала, как они переговаривались, отмыкая тяжелые, обитые железом двери.

– А где ее невольники? – вполголоса спросил один другого.

– И разве она не вернулась с охоты только что? – буркнул в ответ второй.

Искари никогда не выходила на охоту без своих невольников-звероловов. А сегодня – одна, хоть и в своих доспехах и топор висит на бедре. Опять идет в сторону Расселины, а ведь прошел всего день после возвращения с добычей: как-то подозрительно.

Они могли сколько угодно шептаться за ее спиной, гадая, куда и зачем она идет, но не могли ее остановить, потому что Аша была Искари. А вот рассказать Джареку они могли. Ну и пусть.

При мысли о Джареке у нее внутри все сжалось. Она ускорила шаг, углубившись в чащу деревьев, где в разные стороны разбегались охотничьи тропы. «Когда я вернусь с головой Кодзу, все эти воспоминания и раздумья уйдут в прошлое».

Аша все еще торопилась, как будто кто-то мог бежать за ней следом.

Под ногами ее шуршал ковыль; ветер свистел в поскрипывающих кронах раскидистых кедров. Если ей придется призвать напевом дракона, самого опасного и свирепого, она должна уйти как можно дальше от города. Аша обязана исправить свою ошибку, а не повторить ее.

К полудню она добралась до первых отрогов Расселины, подсвеченных послеобеденным солнцем. Фиргаард остался далеко позади: короткая полоска городских стен едва виднелась у самого горизонта. Аша положила на большой валун узел, сняла бечевку и откинула ткань.

Пара клинков открылась ее взору: черные, как ночь, изящные, как посеребренная луна, с рукоятками из слоновой кости, инкрустированной бронзой и золотом.

Внутри узла с серпами оказался еще один небольшой сверток. Аша развернула его и увидела плечевую перевязь с кожаными ножнами. Она надела ее и вложила оба клинка, один за другим, в ножны, так что они перекрестились за ее спиной.

Вот теперь она готова. У нее есть всего шесть дней, чтобы выследить и убить Кодзу, время терять непозволительно. Дракона видели здесь, в горах Расселины, значит, прочитав древний напев, она сможет его выманить. Но какой именно напев захочет услышать самая злобная из этих тварей? Про себя самого? Про Элорму, Первого Намсару?

Аша сошла с охотничьей тропы и двинулась вверх по отрогам, поросшим соснами и густым ельником. Путь без конца преграждали спутанные плети плюща, обвивающие деревья; ей приходилось рубить их и протискиваться дальше. Пока она поднималась все выше, она вспоминала древний напев, вытягивая строчку за строчкой из недр памяти, словно вычерпывая из колодца полные ведра, правда, не воды, а яда. Наконец она выскочила на открытую каменистую площадку и приготовилась запеть, но так и осталась стоять с открытым ртом.