Однако, как воспитание, так и чувство самосохранения позволили мне отнестись к новой расе со всей серьёзностью.

– Добрый день, я хотел бы положить кое-что на сохранение… – подошёл я к ближайшему свободному клерку.

И не успел сам заметить, как за пять минут не только спрятал доверенный кристалл-ключ в защищённую ячейку, но даже открыл вклад в банке наполовину имеющихся у меня средств.

На улицу я выходил в лёгкой растерянности от профессионализма гоблинов. Но особо заморачиваться не стал. Вместо этого, решил попытаться вернуться в состояние наслаждения моментом и стоило нам выйти за ворота, обратился к ближайшей торговке:

– Два яблока в карамели, – сразу же передал одну сладость благодарно кивнувшей Мари. После чего задал вопрос: – Твоя жизнь всегда была такой? В смысле в рабстве? С голодом и в клетке?

Раньше я старательно обходил эту тему, боясь задеть девушку или вызвать в ней негативные воспоминания. Но я недооценивал боевую подругу. Если реальность её не сломила, то банальное воспоминание и подавно этого сделать не сможет.

– Честно говоря и да, и нет… – девушка задумалась и даже чуть растерялась. А на мой недоумённый взгляд пояснила: – В том плане, что голод, побои и клетка были всегда. Только до тринадцати лет я принадлежала своей семье. Пятый ребёнок. Начала работать, как только смогла ходить. Возделывать землю, хотя скорее камень, ибо земли в том месте, что выделили нашей семье практически не было. Голые скалы. Еды всегда не хватала. А та что была, отбирали старшие. Половина моих братьев и сестёр умерли не дожив до пяти лет. Родителям было плевать… – Мари неожиданно весело усмехнулась. – Хотя нет! Не плевать! Как только мне исполнилось тринадцать и несмотря на всё недоедание начали проявляться женские черты… – девушка жестом провела по боку демонстрируя стать. – Они это заметили и продали меня!

Я конечно предполагал, что-либо Мари рабыня уже не в первом поколении, либо её взяли в плен во время чего-то вроде набега или другого боевого столкновения. Но чтобы собственные родители?

– Это вообще нормально? – не самый умный вопрос, но я банально не знал, что ещё сказать.

– Более чем. Ребёнок – собственность родителя и он может поступать с ним, как угодно, даже убить, – лишь пожала плечами Мари, словно это самое очевидное в мире. – Пусть не полностью, но довольно схожее существует в любой иерархии, например лидер расы может теоретически продать весь свой народ. Управляющий городом может использовать жителей города. Староста деревни – деревенских. А глава клана – свой клан. Все мы чьи-то рабы. Кто-то более явно. Кто-то менее. И все мы под Системой.

– Можно освободить раба из загона, но душа раба всегда останется в рабстве, – как мне показалось в мысле-речи Ирис я услышал печаль. Сама же Ирис в образе птички приземлилась на плечо Мари и потёрлась о неё, как будто подбадривая, пусть та и не видела.

– И что же было дальше… в смысле в рабстве? – решил я довести тему до конца.

– Было больно… – вот тут в глазах Мари вспыхнул огонёк той ярости, что я увидел вчера. – Несмотря на то, что я всю жизнь только и делала, что слушалась, но тогда, я не захотела подчиняться. И меня наказывали, каждый вечер. Болью от печати на душе. Физически тронуть меня никто не смел – товар нельзя ломать.

Слушая Мари я одновременно и оглядывался, пытаясь не потеряться в цветастости, шуме и гамме импровизированного рынка. Но я не просто любопытствовал. У меня имелась чёткая цель, которую я выискивал – камень пробуждения. Желательно для перехода на третью эволюцию.

В городе он наверняка стоит раза в полтора больше чем на рынке, за счёт налогов. В принципе я мог бы добыть его и бесплатно, охотой, но это значило бы потерять время и отвлечься от дел. Так что я старательно выглядывал заветный товар среди разноцветных палаток, повозок и кричащих зазывал. Впрочем, это не мешало удивляться истории подруги и внимательно её слушать.