Будь моя воля, я бы весь план уместил в трёх пунктах:

пункт № 1. Розыск преступника по кличке (фамилии) Таненбаум;

пункт № 2. Арест или ликвидация (это уж как получится) Таненбаума;

пункт № 3. Доклад высокому начальству об аресте (ликвидации) находившегося в розыске криминального авторитета по кличке (фамилии) Таненбаум.

Самое приятное – заслуженные награды в виде ордена «Мужества» с присвоением внеочередного специального звания «полковник ФСБ» или, на худой конец, получение крупной денежной премии, я, разумеется, оставил за рамками своего «гениального» плана.

Однако этим утром засесть за составление плана оперативно-следственных мероприятий мне было не суждено. На выходе из метро станции «Лубянская» меня перехватили двое молодых людей спортивного телосложения с цепким взглядом и пистолетом в кобуре под левой мышкой. Последнее я определил намётанным глазом по характерно топорщившимся пиджакам. Сверкнув служебными «корочками», они вежливо предложили меня сесть в «Мерседес» представительского класса, точно такой же, на котором ездил покойный Воронцов. Автомобиль стоял в метрах пятнадцати от входа в метро, и пока я, изображая нерешительность, медленно преодолевал эти метры, пытаясь «прокачать» возникнувшую ситуацию, мозг мой включился на полную мощность:

«По всему видно, что угрозы для жизни и здоровья мне эта встреча не несёт, но и хорошего от неё ждать не приходится», – прикидывал я на ходу.

Я уже знал, что в кожаном салоне автомобиля меня ждёт какой-то высокий чин из Администрации Президента. Кто именно – не столь важно, ключевое слово здесь – «ждёт». Почему из Администрации Президента? Как любил говорить автор дедуктивного метода: «Элементарно, Ватсон»! Номер автомобиля той же серии, что был на служебном автомобиле Воронцова, да и отличается от Воронцовского лишь на единичку. По всей вероятности, эти два «Мерседеса» из одного правительственного гаража. Настораживает то, что они решили перехватить меня по пути на службу, а это значит, что беседа будет носить неофициальный характер, и в конце этой аудиенции, хочу я этого или нет, но меня к чему-то принудят.

Это я уже проходил, и не один раз. Я даже знал, каким тоном со мной будут разговаривать. Эту уважительно-доверительную тональность я сам использую, когда необходимо завербовать человечка. Во время вербовки я сама доброта во плоти, я просто излучаю флюиды участия и заботы о ближнем.

– Единственным моим желанием сейчас является желание помочь и вытащить тебя из беды, – говорю я вербуемому, – но я не смогу этого сделать, если ты не будешь мне доверять!

Вербуемое лицо вслушивается в задушевные обертоны моего голоса и медленно, но неотвратимо начинает «плавиться». В конце «дружеской» беседы мой собеседник ставит подпись под документом о негласном сотрудничестве со мной, то есть с «конторой», получает оперативный псевдоним, и мы, уже с ним на равных, оговариваем условия связи.

Интересно, на чём сегодня меня будут ловить? За последствия я не боялся, так как с Бариновым мы давно оговорили мои действия в подобной ситуации.

– К тебе, как к «офицеру для особо ответственных поручений», сильные мира сего и их подопечные будут проявлять повышенное внимание, – монотонно поучал меня генерал. – Многие из них захотят заполучить тебя в свои сторонники. Осторожно, но настойчиво они начнут обрабатывать тебя. Это может быть компромат по службе или «медовая ловушка»[4]. Для тебя, вероятней всего, они припасут связь с очень красивой, но замужней женщиной. Причём замужем она будет за очень высоким чином, возможности которого стереть тебя в порошок значительно превосходят твои шансы на выживание.