С полевой кухни доносились выкрики повара, вкусно пахло дымком. Жамкать хоцца, аж жуть. Итальянца все уважали, поэтому над его разноязыкой речью давно никто не смялся. Эмигранты теперь почти поголовно балакали на «интерлингве» – адской смеси из разных языков. Поговаривали, что ее придумал какой-то программист, рассчитал на компьютере коэффициенты частоты использования корней слов в разных языках, и собрал первые таблицы. Надо же, прижилось почти повсеместно. Еще в Метрополии использовался язык «эсперанто», но он почему-то оказался менее распространен, в отличие от той же Европы или Африки. Со временем люди, наверное, все языки на свете забудут, останется только эта неудобоваримая словесная каша.

А компьютеры давно сдохли, лет десять прошло с тех пор, или больше. Хотя, может в администрации Метрополии еще остались в живых несколько штук. Да остались, наверное, неужели для себя чиновнички не сберегли? Только простому народу к ним доступа нет.

Михаил видел ноутбук только один раз в жизни, да и то издали. Очень хотелось своими глазами посмотреть на знаменитые компьютерные игры. Но, увы, не повезло…

А телики все еще живы, как ни странно. Правда эфир давным-давно пуст, не вещает никто. Даже в Столице последняя радиостанция сдулась. Но зато всегда можно разыскать флешку со старым фильмом, и ткнуть в USB разъем. Это куда интереснее столичных новостей, хотя все фильмы уже давным-давно пересмотрены по несколько раз, а некоторые фразы даже выучены наизусть.

В шесть вечера звякнул рельс. Подъем! Для кого звонили, если все давным-давно на ногах? Кто четыре часа поспал, а кто всего два. Жарко!

Подошел Франсуа, довольный как слон, угостил сигаретой и похвастался новой фарой. Оказалось, выпросил у «Самого». Надо же, не побоялся к Эмиссару пойти и «настучать» на этого жмота и крохобора коменданта.

Михаил к Родиону Сергеевичу ни за что не пошел бы, в крайнем случае, отправил бы Иваныча. Он – мужик серьезный, внушающий уважение и расположение. У такого Эмиссар сам спросит, – «а не нужно ли чего?» А Михаил в свои двадцать три года выглядит как подросток. Ростом не вышел, худой – кожа да кости. Если бы не Иваныч, ни за что бы в экспедицию не попал.

Однако взяли, – «за врожденную любовь к технике и мастерство вождения». А как ему не быть, мастерству, если с шестнадцати лет за баранкой. Батя на своем тральщике в море, а дома жрать нечего.

А водилам, между прочим, спецовка положена, талоны на муку дают, солонину из тюленя. А главное – сигареты выдают ежедневно. Это ходовой товар, всегда обменять можно. Да хоть у того же Иваныча – на патроны, тушенку или шоколад для младшей сестренки. Малая она еще, ничего не понимает, а сладкое любит. Только сахар нынче очень дорого стоит. Его еще попробуй достань, только у «перекупов» на базаре и водится…

Патроны для «Калаша», так вообще универсальный товар в эмигрантских гетто. Оружие в каждой семье есть. А как без него? Времена такие, что без автомата в доме не выжить. А в Метрополии с оружием открыто ходить запрещается, разрешение на ношение нужно получать от властей. «Городовые» для острастки могут в кутузку на пару дней закрыть. Потом выпустят, конечно, и даже ствол вернут, но патроны, изъятые при задержании, могут прикарманить. Плечами пожмут, и скажут: «Так и було. Шагай паря, пока ноги ходють и ветер без камней».

Вот и получается, что смысла их копить, никакого нет, потому как «обрез» у Мишки не был официально зарегистрирован, и по малолетству никто ему разрешения не давал.

Подошел Иваныч, что-то бормочет под нос.

– Иваныч, ты чего? – спросил Михаил.