В голове у Алексея мелькали догадки. Первое, что пришло в голову – она содержанка, парижская куртизанка, приехавшая развлекать своего богатого покровителя!.. «Нет, не может быть! – подумал он. – У неё такое чистое, милое и неискушенное лицо, нет, она не может быть порочной женщиной, продавать себя за деньги! Ей на вид – лет восемнадцать, не больше, а тайцу, как минимум! – шестьдесят… Да, но ведь такие женщины были, – думал Дабазов. – И не всегда они продавали себя за деньги, пусть даже – за очень большие… Им важен был успех, социальный статус, власть, наконец».

Он вспомнил невероятную историю Эстер Лахманн, которая родилась и выросла в Москве, в семье бедного еврейского ткача, эмигранта из Польши. Пройдя через будуары европейских столиц, она стала маркизой де Пайва – блестящей куртизанкой, в роскошном особняке которой, на Елисейских Полях, собирался высший парижский свет того времени – империи Наполеона III. Алексей тут же и устыдился своих мыслей, решительно встал и направился к ней.

Кири увидела его ещё издали и улыбнулась. А, когда он уже подошел, воскликнула: «Алексей, – Вы!? Как же я рада, что мы опять встретились!» От неожиданности, что она запомнила его имя, он обрадовался как мальчишка и зарделся.

Забыв свою ревность, наклонившись, он поцеловал её руку, поздоровался и спросил: «Вы здесь кого-то ждете, Кири?» Она ответила, что живёт в этом отеле уже почти две недели и только что проводила своего отца, приехавшего навестить её.

Алексей с трудом смог скрыть свою радость – значит, таец был её отцом! На душе стало хорошо и легко, но, чтобы как-то скрыть нахлынувшие эмоции, он начал говорить какие-то слова о том, что «Ориентал» – самый лучший отель в городе, и что он часто приходит сюда посидеть на террасе в ресторане у воды. Он не слукавил – последние дни он действительно только этим и занимался.

– В таком случае, где же Вы так промокли? – весело заметила Кири. – На Вас как будто только что вылили полное ведро воды…

Алексей даже не придал значения тому, насколько комично он, – весь дрожащий, выглядит в своем мокром костюме, и стал рассказывать ей, что только что зашёл в отель, а до этого, три мили под дождем, переправлялся на лодке с правого берега. Кири, слушая его, быстро подозвала слугу и что-то ему сказала. Потом обратилась к Алексею:

– Вам нельзя оставаться в мокром, здесь можно переодеться в сухое платье пока будут сушить и гладить ваше.

Ему стало приятно, что она беспокоится о нём и послушно отправился вслед за слугой.

Когда, уже облаченный в тайское мужское платье, Алексей вернулся на террасу, то увидел, что Кири не отрываясь смотрит на реку. Он тихо присел рядом.

Широкая, тёмная полоса реки вся была словно светлячками, утыкана огоньками лодок-джонок, которые беспорядочно двигались по воде, – там кипела своя жизнь, раздавались гортанные тайские голоса, ветер доносил запахи пряностей и еды, которую прямо на лодках же и готовили, тянуло гниловатым запахом речной воды… Кири завороженно смотрела на этот простой и таинственный мир реки, – такая отрешённая и прекрасная, нездешняя в своей задумчивости, что его охватила безумная нежность к ней.

Он осторожно взял её руку – ладошка Кири была тёплой, мягкой и Алексей стал целовать её пальцы. Из темноты ночи блеснули раскосые глаза, в которых стояли слезы.

– Вы плачете, Кири? Я Вас обидел?

– Нет, Алексей, что вы?! – мне сейчас очень, очень хорошо…

И он вдруг отчётливо осознал, что вот сейчас – мгновение назад, – окончательно произошло, – где-то там на небесах, – соединение их судеб! Теперь вся его жизнь будет связана только с ней. Ему хотелось остановить этот миг, запомнить эту счастливую минуту их близости! Он боялся отпустить её руку, а она и не возражала, и тихо произнесла: