– Пойдите к нему и попросите для нас помощи.

– Это весьма разумное предложение. Чингачгук, Ункас! Вы слышали, что сказала черноглазая девушка?

Чингачгук в знак согласия махнул рукой. Потом, засунув за пояс свой нож и томагавк, медленно подошел к краю скалы. Он постоял минуту, затем бросился в воду, нырнул и скрылся из поля зрения.

Разведчик задержался, чтобы сказать несколько слов Коре.

– Если вас уведут в леса, заламывайте по пути ветки кустов и деревьев и старайтесь двигаться так, чтобы оставался широкий след.

Кора кивнула головой. Соколиный Глаз на мгновение повис на скале, разжал руки и очутился в воде. Струи сомкнулись над его головой, и он исчез. Девушка обернулась к Ункасу, чтобы поторопить его.

– Ункас останется, – спокойно ответил молодой могиканин, не сводя глаз с красивого лица Коры.

– Это только усложнит ситуацию, – твердо произнесла она, опуская глаза под взглядом могиканина и смутно угадывая свою власть над ним. – Спешите к моему отцу, и станьте самым верным из моих гонцов. Просите у Мунро денег для выкупа. Я… я очень прошу вас…

Неслышными шагами Ункас пересек скалистую площадку и скользнул в бурный поток.

Кора повернулась к Хейворду.

– Я знаю, что вы тоже хорошо плаваете, Дункан. Здесь от вас не будет пользы. Мне будет легче, если я буду знать, что вы спаслись.

– А ей?

Дункан не тронулся с места, только долгим нежным взглядом посмотрел на Алису, которая с детской беспомощностью прижималась к его руке.

Кора перестала уговаривать Хейворда. Обняв сестру, она повела Алису в пещеру.

Дункан завалил ветвями вход в пещеру и замаскировал его. Позади этой хрупкой преграды он повесил одеяла: таким образом во внутреннюю пещеру не проникал свет.

– Мне не по душе обычай туземцев покоряться несчастью без борьбы, – пояснил Дункан, продолжая укладывать ветви. – Наше правило: «Пока я жив, я надеюсь». Мне кажется, оно больше соответствует характеру воина. Так что попытаемся сопротивляться достойно. Вас, Кора, я не стану уговаривать. Редко встретишь более мужественную женщину. Прошу вас только поддержать бедняжку Алису…

– Я спокойна, Дункан, – ответила Алиса. – Постараюсь не быть обузой для вас.

– Вот теперь вы говорите, как подобает дочери Мунро, – широко улыбнулся Хейворд, любуясь девушкой. – И поверьте, для меня вы никогда не были и не будете обузой.

Кора поспешно отвела глаза в сторону. Дункан смутился, отвернулся, потом сел посредине пещеры и сжал пистолет. Воцарилась глубокая тишина. Свежий утренний воздух проникал в пещеру. Минуты тянулись бесконечно, ничто не нарушало покоя.

Давид Гамут сидел в стороне, совершенно безучастный к происходящему. Луч, заглянувший в отверстие пещеры, осветил его изнуренное лицо и упал на страницы томика, который певец все перелистывал навязчивым движением, точно отыскивая там песнь, наиболее отвечающую моменту.

Кора предостерегающе подняла руку, приложила палец к губам и вопросительно посмотрела на Хейворда. Поразмыслив, майор решил, что большого вреда от пения Давида не будет.

– Рев водопада заглушит голос, – сказал Дункан Коре. – Кроме того, пещера поглотит звук. Пусть он отведет душу. И сам успокоится, и нас отвлечет от грустных мыслей.

Давид послушно прокашлялся. У него был приятный голос. Тихие рокочущие звуки которого наполнили узкую пещеру, полилась чарующая мелодия. Кора облегченно улыбнулась, а Хейворд отвел напряженный взгляд от входа в пещеру, глядя то на Давида, то на Алису. Глаза последней светились восторгом. Дункан подумал, что в общем Давид не так и плох; встреться они при других обстоятельствах, Хейворд считал бы певца хорошей компанией. Его тонкий вкус и потрясающее чувство музыки были заметны даже такому далекому от искусства человеку, как молодой офицер. Хейворд поймал себя на том, что не вслушивается в слова священного гимна. Однако впервые он понял значение слов «душа радовалась»: Дункан полностью отдался во власть музыки и его не смущало, при каких странных и опасных обстоятельствах на него снизошло это просветление.