– Простите за столь вольное обращение! – сказал я. – Нужно было действовать быстро.

– О чем речь!? – голос Степлтона звучал удивленно и испуганно. – Вы сделали то, что должны были сделать. Берил, ты как? Всё хорошо?

– Да, – ответила та, переводя дыхание. – Сейчас – да.

– Тебе надо полежать. Пойдем!

Он подхватил ее под локоть и повёл к выходу из зала, а я прикрыл глаза и откинулся на спинку стула, сделав вид, что полностью сыт и не против немного поспать.

“Она не сестра ему, а жена!” – думал я. – “Поэтому и лица разные. Не бывает так, чтобы человек не унаследовал ни одной фамильной черты. И девочка назвала ее: леди. И сейчас он поддерживает ее не как брат – это уж точно…”

Теперь я был почти уверен, что именно эта женщина заманила двух жертв туда, где они погибли. Впрочем, ни одной улики у меня по-прежнему не имелось.

Степлтон вернулся примерно через четверть часа с бутылкой хорошего коньяка. Мы выпили, еще поболтали и только я собрался откланяться, как вошла миссис Бэрримор.

– Джентельмены, к вам полиция! – сказала она.

На мгновение лицо Джека исказилось от ужаса.

Вошел слегка запыхавшийся констебль в форме, за ним следовал придерживавший пальцем очки доктор Мортимер.

– Что случилось? – одновременно спросили я и Степлтон.

– Мистер Ватсон, необходима ваша помощь, – сказал констебль. – Где мы можем побеседовать?

Мы вышли в бильярдную и Мортимер сообщил мне, что в поселке Кум-Трейси произошло самоубийство. К нему прислали констебля с экипажем, а поскольку сам Джеймс не специалист по огнестрельным ранениям, то решили найти меня. Поехали в полицейском экипаже по дороге, расспрашивая всех, не видел ли кто недавно джентльмена городского вида. Так они добрались до дома Франкленда и тот направил погоню в Баскервиль-холл.

Конечно же я быстро надел свое пальто и вместе с ними уселся в стоявший у ворот экипаж, который сразу направился в поселок. По пути Мортимер рассказал мне, что пострадавшая – та самая Лора Лайонс, дочь старика Франкленда и что она выстрелила в себя из пистолета. Выстрела никто из соседей не слышал. Тело обнаружил местный почтальон. Дверь в доме была открыта, он заглянул внутрь и сразу же побежал за полицией.

Домик Лары действительно стоял немного на отшибе, шагах в ста от улицы, в окружении нескольких низкорослых лип. От дороги к нему вела маленькая тропинка. У дверей стоял полицейский. Мы вошли.

– Для старого Франкленда это будет настоящей трагедией, – сказал я, еле поспевая за быстро шагающим по дороге к дому констеблем.

– Да уж! – согласился Джеймс. – Мне тоже кажется, что старик на самом деле любил свою дочь. Если бы не ее вздорный характер… Кажется, она и замуж выскочила только назло отцу. Брак не сложился, муж ее бросил. Вот только недавно Лара, как я слышал, получила развод.

– А кто был муж?

– Художник из Лондона. Изрядный негодяй. Бросил ее месяца через три после свадьбы и с тех пор в наших местах не появлялся.

– Надо полагать, последовал аборт?

Джеймс поджал губы. Врачебная тайна, конечно же, но и так всё было понятно. Бедная девушка!

Три комнаты: гостиная, кухня и спальня, довольно бедно обставленные потертого вида мебелью. Видно было, что здесь живет одинокая женщина. Хотя… Судя по бутылке из под виски, которую я заметил на кухне, в приоткрытом шкафчике, не такая уж и одинокая. Вряд-ли она стала бы пить “Далмор”. Он слишком крепок, значит кто-то из его любителей сюда к ней заходит… В бутылке еще оставалась примерно четверть содержимого. Ну что же, она женщина свободная – почему бы и нет? Все мы люди, в конце концов и, как не преминул бы скаламбурить мой однофамилец-сержант, про которого я вспомнил недавно при встрече со Степлтоном: “С конца на конец”. Подозреваемых в убийстве (если это убийство) будет, вероятно, немало!