– Между меха и людьми никогда не было мира, – осторожно начал он, – но после Великого меха-уничтожения установился хрупкий, но нейтралитет, и я бы хотел, чтобы он оставался и впредь, и пока нет официального обвинения меха-террористу, я не хочу делать скоропалительных выводов. Я даже не уверен, что армс-меха все еще существуют, потому что они были первейшей целью уничтожения. Также известно, что меха не могут существовать без партнера – зарядного устройства, а у существа, за которым охотились «Шершни», никакого партнера не было. Это мог быть просто запуганный человек, не сумевший объяснить свое присутствие на вокзале.

– А Вертикаль упала сама?

– Ей много лет.

Журналистка потеряла к эксперту всякий интерес и кинулась вдруг к другому человеку. Этот человек только что вылез из машины, остановившейся у площади Белого вокзала. На нем была черная с желтым форма, а в руке зажат ремешок болтающегося шлема.

– Подождите! – закричала журналистка, а камера запрыгала за ней. – Вы?.. пару слов!

Она нагнала его и сунула микрофон в лицо.

– Пару слов, капитан Ледчек. Что вы почувствовали, узнав о гибели ваших товарищей?

Дюк Ледчек хмуро глянул в камеру, потом посмотрел на макушку маленькой журналистки, сплюнул в сторону и побрел прочь.

Джон выключил телевизор, отбросил от себя плед и диванную подушку, с помощью которых пытался уснуть. Плед упал на замусоренный пол.

Почему Белый вокзал? Наверное, потому, что поезда заполнены людьми, а не бездомными.

Сейчас безопаснее всего в Варварцах, Копейне, Стрелице – сплошь промышленных районах, лишившихся своего назначения и ставших прибежищем огромного количества бездомных. Пустынное метро под огромными ангарами, кирпичными заборами, бетонными коробками складов и гигантскими многокорпусными заводскими зданиями. Жилые дома – жалкие коробочки, заполненные мразью, дрянью и рванью. Прежде домишки были заселены рабочими, но часть их погибла во время бунтов, а другая часть убралась с глаз подальше и постаралась забыть о своей профессии.

Было когда-то жаркое времечко, когда признание себя рабочим завода равнялось самоубийству, и неважно, что производилось на том заводе: ткани, игрушки или вышитые абажуры для ламп.

Производство поработило человечество, и потому Производство было остановлено и догнивало теперь в развалинах, воняющих мочой и сырой цементной пылью.

Джон одевался медленно. Долго и старательно натягивал черную водолазку, выглаженные брюки. Нацепил узковатый в плечах бархатный зеленый пиджак и повязал шейный платочек.

Инструменты хранились в потертом, но очень благородном чемоданчике искусственной кожи. Раньше был другой чемоданчик, крокодиловой кожи, и он был намного удобнее, но сильно смущал клиентов, большинство из которых являлись ярыми борцами за чистоту и нетронутость окружающей среды.

Конец ознакомительного фрагмента.