– Не фырчи, старик, – понимающе погладил Хранитель птицу. – Хоть и беспомощен твой Хранитель, но не бесчувственен. Тоже чую. Нам нужно найти. Норны говорят много, но все не по делу. Муфли идут с печалями и бедами один за другим.

Левая голова глифа фыркнула.

– Ты, верно, хочешь сказать, что же я за Хранитель после всего? Такой же старый, как и ты, и совсем уж никчемный Хранитель.

Глиф опустился чуть ниже. Хранитель согрел ладонь о ладонь и прислушался к звукам, долетающим от земли. Кольцо мрачного предчувствия стягивалось, и внутри него было все тяжелее дышать.

Вдруг впереди, в выси, что-то показалось. Старик сощурился, свел брови и вытянул шею. Темное, словно вышедшее из ума облако вертелось, росло, становилось плотнее, чернее и стремительно приближалось, постоянно меняясь в очертаниях. Хранитель натянул поводья. Глиф послушно пошел вниз, но внезапный порыв ветра вскинул их.

Тяжелое тело птицы, словно легкое перо, запрокинулось и прокрутилось. Хранитель крепко вжался в оперенье, а глиф раскинул крылья и начал взбивать ими густо-темный и подвывающий воздух, пытаясь вернуться на курс, но порывы ветра становились все мощнее, все беспощаднее.

Перед глазами старика белые хлопья сбились в закручивающемся воздуховороте, затрепетали, и из нежных летянок воплотились в склочную пургу, тоже темнея на глазах.

Все завыло гневливо. Еще мгновение, и старик ощутил – кольцо мрака и ужаса сомкнулось и потащило большого глифа в бездну.

Хранитель в отчаянии направил птицу в крутящееся жерло. Врезаясь в темные ветряные стенки, птица спикировала в самый центр воронки.

Гул внутри вращающихся черно-серых стен раздирал перепонки, вихрь рвал перья птицы и одежду Хранителя.

– Существо ли ты?! – завопил сквозь гул Хранитель, не надеясь услышать хоть что-то, кроме неясного шума. Вместо ответа невиданной силы удар метнулся в упругую грудь большого глифа, и все закачалось вокруг. Птица принимала и держала удар за ударом, крокоча и сотрясаясь. – Как смеешь ты не отвечать? – пытался перекричать Хранитель рокочущее зло. – Я Хранитель Многомирья, и вот мой наказ – говори, кто ты!

Ответа снова не последовало, только раскатный звук прошелся по вибрирующим ветряным стенам и обдал старика таким смехом, от которого кровь в его жилах встала льдом. Не иначе как взбунтовавшаяся тьма, задумавшая черное глумливое дело, заклокотала и исторгла из себя рев и гогот. Большой глиф попытался прорваться сквозь черноту, края воронки стали приближаться к Хранителю, грозя сдавить его вместе с птицей.

Старик вновь направил глифа вперед, но маневр оказался угаданным воющим и сотрясающимся невиданным противником. И вот уже огромная трехголовая птица вместе с наездником не просто качалась в воздухе, а вертелась, кружилась, падала.

Спустя долгое падение Хранителя приняла в свои объятия тишина.

Очнулся старик от странного чувства и холода, и тепла одновременно. Холод шел снизу, от земли, тепло шло сверху. Хранитель попытался привстать, но что-то тяжелое и мягкое давило сверху. Он потрогал рукой, и то, что его накрывало, медленно поднялось, словно сдернулось тяжелейшее и теплейшее из одеял.

Все три головы большого глифа преданно смотрели на него.

– Мой верный друг, ты согревал своего Хранителя, – произнес Хранитель глухим и слабым голосом. – Ты-то сам как?

Центральная голова плавно склонилась в ответе, в глазах была боль, какую невозможно скрыть.

– Боль внутри тебя, вижу, старик. Но мы живы, что ж еще? – сказал мудрец.

Правая голова на длинной шее изогнулась и кивнула, и легко толкнула Хранителя. Боль разлилась по его телу. Старик схватился за крыло большого глифа и сделал попытку встать. Попытка не удалась, и он упал прямо в темно-красное, еще теплое пятно. Потом, собрав силы, тяжело поднялся и оглядел все вокруг.