Ей явно хотелось закончить разговор, но я не удержался, нажал еще разок:

– У твоего Эйдана отец в тюрьме?

– Да нет! Ничего плохого.

– Он знаменитость? Актер?

– Нет, не актер.

– Но знаменитость?

– Я же сказала, не хочу вдаваться в подробности.

– Ты просто назови имя, Мэгги, я погуглю.

В трубке вдруг стало тихо. Как будто звонок сброшен или она зажала микрофон, чтобы с кем-то посовещаться. А потом вернулась:

– Думаю, это можно будет обсудить за ужином. Мы с тобой и Эйдан. Ты доедешь до Бостона машиной?

– Конечно доеду.

Я бы до Северного полюса доехал, если Мэгги этого надо. Она назначила на семь часов вечера в субботу и назвала ирландский паб на Флит-стрит у Старого Капитолия. А потом твердо заявила, что ей надо заканчивать и собираться на примерку.

– Увидимся на выходных. Я буду ждать.

– Я тоже, – ответил я и, прежде чем завершить разговор, еще раз попробовал извиниться. – И послушай, Мэгги. Я знаю, что виноват, понимаешь? Я ужасно жалел все эти годы. Понимаю, что сам все испортил. Мне следовало быть умнее, и я хотел бы…

Меня прервал тихий щелчок.

Мэгги уже повесила трубку.

Моя жена умерла от мозговой аневризмы – это такая мина замедленного действия. Коллин работала в лавочке, торговавшей ремесленными и художественными изделиями. Только что искала для какой-то учительницы клей с блестками. И вот уже лежит замертво на полу. Умерла в машине «скорой помощи» по дороге в больницу Святого Искупителя. В тридцать шесть. Трагедия по любому счету, если подумать обо всех ужасах, о которых я вам буду рассказывать. Потому что жена моя мерзавцев чуяла за милю. Она бы распознала беду много раньше меня.

Мэгги тогда было десять лет. На пороге пубертата и созревания, хуже нет времени осиротеть. Помню, я жалел, что аневризма не убила меня вместо Коллин, – жена бы прекрасно вырастила Мэгги, а жили бы на мою Тимстеровскую пенсию[3]. А так мне пришлось обходиться помощью сестры Тэмми. Она жила за шесть миль от нас и здорово помогала: всегда подвозила Мэгги к врачам, дантисту, дерматологу, подбирала контактные линзы, устраивала гинекологические осмотры и много чего еще делала, так что мне оставалось только оплачивать счета и следить, чтобы на столе была еда. Трудное было время, и я первым признаю, что наделал до черта ошибок. Поневоле поймешь, что напортачил, когда единственная дочь перестает с тобой разговаривать, три года молчит. Но об этом я после расскажу. Сначала надо поведать историю ее прежнего, так сказать, увлечения, и хочу объяснить, почему сразу проникся подозрениями насчет нового парня.

На следующий день после главного сюрприза Мэгги позвонила, чтобы сказать, что планы меняются.

– Мы решили, что лучше посидим у нас. Там и поедим.

Это она впервые упомянула, что они с Эйданом уже поселились вместе, но я не так уж удивился. Аренда квартир в Бостоне зверски дорогая, и Эйдан, подселив соседку, сэкономил, наверное, уйму денег. А Мэгги свою прежнюю квартиру терпеть не могла. Тесная сырая студия в подвале мрачного викторианского дома, и к тому же там кишмя кишели серебрянки – длинные волосатые букашки, похожие на гигантскую бровь. Они валились ей в ванну, когда Мэгги принимала душ, и ей приходилось плясать вокруг этих тонущих тварей. Дочь уверяла, что проводит выходные в «Кепэсети», просто чтобы вырваться из этой промозглой дыры. Она наверняка счастлива была разорвать договор аренды и переехать к Эйдану.

Но я все-таки попробовал отстоять ресторан:

– Случай-то особый. Не хочу, чтобы тебе пришлось готовить.

– Не буду я готовить.

– Эйдан приготовит?

– Мы все устроим, пап, ты только приезжай.