Я вышел на крыльцо. Не показывая своего внутреннего напряжения, даже, наоборот, демонстрируя нечто непонятное, потянулся, раскинув руки и разминая тело. Это потому, что хорошо знал – все соседи сейчас к окнам прильнули. Выстрелы слышали, машину видели, но выйти побоялись. Фашисты всех запугали. И даже участковый старший лейтенант Шихран ни сам не пришел и никого из двух своих сержантов не прислал. Никому не хочется попадать под пулю. Хотя Шихрану теперь большое поле деятельности открылось. Вчера четыре трупа. Сегодня пять. И кто их оставил – тоже практически известно. Когда в следующий раз с Амирханом встретимся, он, похоже, уже майором, а то и подполковником будет. За раскрытие такого количества убийств его могут и в Киев служить перевести. Там сейчас, я слышал, часто убивают, так что хорошие сыскари очень даже нужны. Тем более в Киеве разогнали старую милицию и набирают новую. Слышал я, большей частью из уголовников…

Закончив потягиваться, я двинулся к машине и тут же пожалел, что не взял с собой автомат. В машине на заднем сиденье кто-то сидел. Если бы он был вооружен, он бы уже выстрелил в меня, сообразил я, но на всякий случай оторвал от забора штакетину, держа ее в руке, подступил к машине и распахнул дверцу заднего сиденья. На меня испуганно смотрел местный пьяница дядя Коля, которого я освободил вместе со старшим сержантом Волоколамовым. Видимо, убегать из села дядя Коля не стал, как я предложил всем освобожденным, или на дороге с машинами фашистов встретился. Ему еще раз основательно досталось, если судить по физиономии, и дядя Коля, который, как все люди, вне зависимости от выпитого, не любят, когда их бьют, все рассказал. Кто его и других пленников освободил, кто четверых фашистов ликвидировал. Он, правда, только про одного знал, но связать все в одну картину несложно. Любой догадается, что это звенья одной цепи. И именно потому бандиты так активно врывались в наш дом, сразу готовые к сопротивлению с моей стороны, и намеревались это сопротивление резко пресечь в корне. И могли бы пресечь, если бы не вмешалась моя мама, пожертвовав собой. И дом тоже дядя Коля наверняка показал. И под окном, наверное, он проходил – производил разведку, потому что больше было некому, все бандиты в дом вошли.

– Сдал, значит, всех… – сказал я утверждающе.

Он показал свои руки в наручниках:

– А что мне, Володька, делать оставалось? Скажи…

– Это твоя благодарность за освобождение?

Он не ответил.

– И мою маму из-за тебя застрелили. И у Пашки Волоколамова мать застрелили. А ты, сволочь, живой. Только ненадолго…

– Ну, убей меня… – опустив голову, прошептал дядя Коля.

Я хорошо видел, что пьяница страдает и искренне просит, чтобы я его убил. Он, может быть, был и неплохим мужиком, пока не выпьет.

Но я только презрение к нему показал, без всякой нотки жалости в голосе.

– С похмелья болеешь? Пошел отсюда и подохни с похмелья! Освободи мне машину, она мне нужна.

Он проворно выскочил и, не увидев у меня в руках огнестрельного оружия, весьма ловко проскочил мимо меня и пустился, прихрамывая, бежать. Я запустил ему в спину штакетину. От бессильной злобы запустил, попал не в спину, а в ногу, но это дядю Колю не остановило. Только хромать он стал заметнее, мчась напрямую на другой конец села. Но не домой. Жил он на противоположном конце. Но в той стороне, куда он направился, находился магазин. Мне даже подумалось на мгновение, что он обернется и покажет мне язык, но дядя Коля не обернулся…

Я присмотрелся к машине, решая, как устроить в ней папу, чтобы отвезти его в Донецк в больницу. «Тойота Ленд Крузер-200» была семиместная. Два задних сиденья я сразу сложил, прижав их к боковым стенкам салона. Там, кстати, позади сидений была натянута сетка для хранение малогабаритных вещей, и я нашел в той сетке малую саперную лопатку. Привычное оружие спецназа. Только у нас принято затачивать такие лопатки до остроты бритвы, а бандиты нашли это необязательным. И вообще, кажется, они посчитали этот шанцевый инструмент только вспомогательным оборудованием на случай, если машина где-то застрянет, хотя, по логике, этот мощный внедорожник и застревать-то права не имеет. Я пошел в сарай, где папой когда-то была оборудована мастерская, и предельно остро отточил лопатку на наждаке. Конечно, тонкая доводка делается не на наждаке, а на тонком бруске с алмазным напылением, но у меня с собой такого бруска не было, а папа же вообще такой не держал, так что пришлось обойтись тем, что было.