Наконец он замолчал и сел в кресло напротив стола. Черный обсидиан на его серебряном перстне, в котором был заточен меч, беспокойно мерцал, вторя настроению хозяина.

– Не припомню, чтобы позволила тебе сесть, – я говорила медленно и спокойно, но тон не оставлял сомнений: Гедеон меня взбесил.

– Ты серьезно? – На лице колдуна отразилось удивление, смешанное с раздражением.

Я откинулась на спинку кресла, слегка склонив голову набок и скрестив руки на груди, но ничего не ответила.

Гедеон хмыкнул и посмотрел с вызовом, всем своим видом показывая, что подобное отношение с моей стороны для него оскорбительно, но все же встал, тоже скрестив руки на груди.

– Довольна?

– Вполне. Еще бы взгляд попроще, чуть больше покорности и меньше надменности. Ты, кажется, начинаешь забываться.

– А ты, кажется, помутилась рассудком и не понимаешь, что творишь!

– Осторожней, Гедеон, ты ходишь по тонкому льду. Мое терпение по отношению к тебе не безгранично.

Такое поведение было ему несвойственно, слишком эмоционально для бездушного колдуна: за этой вспышкой гнева скрывалось нечто большее, и мне хотелось выяснить, что именно.

– Я пытаюсь понять, что такого особенного в нолгурде? Почему просто спасти его и вылечить недостаточно, зачем навлекать на нас гнев Вастангара, делая его Тенью? Из-за Елены?! В ней все дело? Когда ты уже забудешь?! – Гедеон начал повышать голос, чего прежде почти никогда не случалось.

– Довольно!

Оконное стекло покрылось ледяными узорами, огонь в камине погас, и дым от углей тонкой белесой змейкой потянулся в дымоход. Гедеон замолчал и стиснул зубы, на скулах проступили желваки.

– Я дала тебе слишком много свободы Гедеон, позволила думать, что ты особенный. Ты стал слишком своенравным.

– Дайна…

– Не смей перебивать!

Цвет его глаз из карих стал практически черным, как часто случалось, когда он был в ярости.

– Это моя вина, – продолжила, убедившись, что колдун больше не станет перебивать. – Мне не следовало нарушать свои же правила и сближаться с тобой. Какими бы ни были наши отношения – это все же отношения. Странные, конечно, нездоровые, но что есть, то есть. И вот к чему мы пришли: ты исчезаешь и появляешься, когда тебе в голову взбредет, смеешь повышать на меня голос при остальных, отчитываешь, словно я неразумный ребенок. Дело вовсе не в Арии. Ты уже давно сам не свой: раздражительный, задумчивый. Думаешь, я не замечаю? Да в любое другое время тебя бы обрадовала возможность схлестнуться с нолгурдами. Ты и думать бы не стал о безопасности Санмерата и его обитателей.

Гедеон молчал, стараясь не смотреть мне в глаза.

– Думаешь, я не понимаю, что ты начал курить сигары, чтобы не дать мне учуять запах? Запах чего или кого ты так стараешься от меня скрыть? Об этом ты хотел поговорить в тот день, когда я ушла за Арием? За кого ты так боишься? Кто может пострадать, если Верховный маг решит прислать армию за своим братом?

Колдун продолжал молчать, глядя в сторону. Я прислушалась: связь с Тенями позволяла ощущать их чувства. Обычно я ограждала себя от эмоций Теней и старалась не переходить личные границы, но иногда, как, к примеру, сейчас, могла этим воспользоваться. Руф все еще в ярости… Лука раздражен… Макар веселится от души… Алиса чем-то озабочена… Арий в смятении… Гедеон… Гедеон… Вот оно.

– Я ощущаю твой страх. Ты хорошо научился прятать от меня свои чувства, но это… это… чувство слишком глубокое для тебя, слишком настоящее для того, у кого нет души. Его не спрятать. Нежность? – Я сделала паузу. – Привязанность? Точно. Любовь. Ты любишь, Гедеон? – Это открытие поразило меня. – Смог полюбить без души?!