Вор же с изяществом истинного Кота, вцепившись в верёвку, оттолкнулся и взлетел вверх и вправо. И упал прямо туда, куда целился заранее: в стог скошенной травы. Хоть ветер наполовину разметал сено, Птицелов упал как всегда, точно на ноги, и соскользнул вниз. И помчался, пригнувшись, дальше и дальше унося бесценную, воистину королевскую добычу.

– Спокойно, спокойно, спокойно… чёрт подери! – твердил он себе, не в силах унять бешено колотящееся сердце.

Он остановился в темноте, и стараясь не ошибиться сплёл обеим руками простенькое заклинание огненного Шара. И метнул шарик в стог сена. Сухая трава будто только и ждала этого огня – почти мгновенно вспыхнула, засыпав искрами вынырнувшую из-за угла погоню монахов. Порыв ветра только добавил жара, обдав их водопадом ярких жалящих искр. Они закрылись рукавами и отступили назад, а стрелы из арбалета улетели невесть куда. Выиграно было только несколько мгновений.

Но каких?! Бесценных!

– К коням! – продолжил бег вор, следуя своему плану.

Поворачивая влево, Птицелов, что есть прыти побежал в сторону конюшен. У угла он резко приостановился и прижался спиной к старому дереву сарая, сливаясь с ним в полутьме серым обтрёпанным плащом бродяги. И вовремя – мимо, громко топоча и вытягивая из ножен грозно поблёскивающие мечи, пробежали двое монахов. И остановились неподалёку, вглядываясь в темень и отблески пламени за углом таверны.

– Да что там у них, наверху? Разбойники? – рычал один, вглядываясь в темноту.

– Что-то горит! – ответил второй, нервно переминаясь.

«Да бегите же скорее на помощь, остолопы!» – напутствовал их Птицелов, чувствуя, как утекает бесценное время.

– Мы вроде как оставлены сторожить ворота… – неуверенно протянул первый Волк.

От харчевни донеслись проклятия и срывающийся на фальцет крик высунувшегося из окна Змея-Магистра:

– Да окружайте дом, недоумки! Он где-то здесь! Не дайте уйти этому Коту!

Это положило конец сомнений Волков, и они помчались на помощь. Птицелов невероятным усилием воли заставил себя выдохнуть и выйти за угол спокойно. И столкнулся нос к носу с третьим монахом, молодым Волком, которого совсем не ожидал здесь встретить. Они уставились друг на друга. Волк вытаращил глаза, явно что-то заподозрив. Птицелов в небрежном приветствии поднял руку, желая успокоить парня и неопределённо промычал, не зная, что сказать:

– Мм-мм…

И не смог говорить членораздельно: он совсем забыл, что почему-то во рту всё ещё держал колбасу, смазавшую всю реплику. Тогда он медленно, стараясь не делать резких движений откусил кусок и протянул кольцо монашку:

– Угощайся, друг!

Тот недоверчиво воззрился на колбасу:

– Пахнет как наша, монастырская… А что это кинжал Настоятеля у тебя торчит из спины? – Его рука устремилась к рукояти меча-инвалида, висевшего на поясе у Птицелова. Он потянул рукоять. Меч, коротко звякнул выходя из ножен, и монах обрушил его на голову стоящего рядом Птицелова. Никто бы не смог бы укрыться от быстрого и мощного удара на таком близком расстоянии. Не смог и Птицелов.

Меч понёсся к его голове и… пронёсся дальше, не задев её!

Он просвистел в ладони от головы вора. Птицелов, конечно, пришёл в себя первым: он ведь три дня назад продал свой добротный меч, получив взамен кроме монет-талеров рукоять с обрубком лезвия, длиной с одну ладонь, державшимся в ножнах только благодаря застёжке.

У парня-Волка отвисла челюсть от удивления, когда он увидел невредимого Птицелова, а когда глаза его опустились ниже, и он узрел меч-калеку, было поздно: удар локтем в голову, попав в висок, оглушил монаха.

– Да тебе только кадилом махать, сосунок! – плюнул вор на поверженного врага и побежал к коням, сунув колбасу в сумку.