– И это странно, ведь у самой Двуликой нет имени, малыш, – хмыкнул Кукольник и повернулся к Ренфелу, – знаете старую пословицу? «Имя глупца не высекут в камне, а безымянного барда…»

– «…прозовут мастером и будут помнить в веках».

Севир заметил, что рука Ренфела лежит на рукояти кинжала, а Кукольник не спешит убирать пальцы со скальпеля. Резко стало не по себе.

«Если это секретная фраза, то почему оба так напряжены?»

– Что он рассказал тебе? – вдруг спросил Ренфел.

Кукольник хмыкнул.

– Что убедить тебя сможет личная история. На всякий случай он рассказал несколько. Вот первая. Однажды его сын пробрался в хранилище и поменял местами три сотни шкатулок. Работа в мастерской встала на неделю, пока не сверили списки. А ещё он так часто использовал свой дар на отце, что лишил его…

– Всё, всё, довольно!

Ренфел шумно выдохнул, наконец расслабившись, и первым протянул руку. Посмеиваясь, Кукольник поприветствовал обоих: Севир ответил на рукопожатие машинально, так до конца и не поняв, что произошло.

– Вы задержались. Бросили лошадей?

– Не только лошадей, – буркнул Ренфел, – вы думали, нас поймали?

– Были такие предположения.

– Он поэтому велел оставить в лавке безымянного?

– Так, по крайней мере, связной оставался бы вне досягаемости Вьюги.

– Почему? – подал голос Севир, наконец очнувшийся от ступора.

– Вьюга не может связываться с безымянными.

Кукольник вывел их через заднюю дверь. Они прошмыгнули за домами к городской стене. Пришлось идти до третьих ворот, где Кукольник быстро переговорил с караульным, и тайными путями их проводили в крепость Ревны. Севир ожидал увидеть ещё одно подтопленное убежище где-нибудь в подземелье, но в этот раз познаватели обосновались чуть ли не у всех на виду.

– Вся северная часть крепости занята нашими людьми, – поведал Кукольник, когда сменились караульные. – Мы собираем здесь оставшихся познавателей, бесценных, хранителей веры. Кого-то мы смогли вывезти, кого-то спрятали.

– Много погибших?

Кукольник пожал плечами.

– Сложно сказать. Но могу посчитать, сколько осталось. Сейчас, вместе с вами, здесь пятьдесят семь человек.

Ренфел не изменился в лице, но Севир заметил, как познаватель сжал кулаки.

К великому разочарованию, они прошли мимо как обеденного зала, так и гостевых комнат и сразу напра-вились на собрание членов Коллегии. По пути Ренфел поприветствовал знакомых, с кем-то обнялся, с кем-то перемолвился парой слов. Севир старался не слушать. Он всё глубже погружался в собственные мысли.

«Что сказать Виктару? Да и здесь ли он? Тему про Пейран опять поднимут? И что, грязевые хляби, делать с Оракулом? Что, если у меня не получится?»

Из транса его вывели сдавленный возглас и звон посуды.

Севир подпрыгнул, будто вертевшийся на полу поднос мог укусить, а затем увидел двух девчонок. Первая – рослая, с уродливым шрамом на лице – вытаращилась с нескрываемой злобой, вторая же была испугана настолько, что на милом личике не осталось ни кровинки. Севир подумал, что уже видел подобный страх, и тут же вспомнил эту девчонку…

…и с головы до пят покрылся липким потом.

– Ты та послушница! – промямлил Севир, не в силах поверить глазам.

– Её зовут Микаэла! Мог бы и запомнить имя человека, которого отправил на смерть! – рявкнула девчонка со шрамом, спрятав послушницу себе за спину. – Ренфел! Зачем ты привёл его?

– Севир, познакомься, это А́нжела, наш анатом, – ровно произнёс Ренфел. – Анжела, принц Севир будет управлять Оракулом.

Та поджала губы.

– Он? – Микаэла выглянула из-за Анжелы. – Вы знаете, что он велел сделать? Знаете, ведь так? Тогда почему он? Почему именно он?