Севир почувствовал, что заливается краской. Можно было ничего не говорить и просто выпить. Но, если вдруг ему понадобится помощь анатома, тому следует знать правду.

– Не поможет.

– Да не бойся, сонная трава безвредна, – Анжела снисходительно улыбнулась.

Севир бросил взгляд на познавателей, которые наблюдали за всем сверху, и обречённо признался:

– Дело не в этом. В последний раз, когда я её использовал, для снятия боли едва хватило двадцати семи капель. И не отвара, а чистого сока. Убери. Я и так справлюсь.

Анжела хлопнула ресницами и со смущением убрала склянку в карман. Севир поскорее шагнул к центру Оракула и положил обе ладони на опору.

Всё вокруг исчезло. Севир очутился в пустоте, где единственным источником света был зеркальный куб в руках. Он вращался так быстро, что казался маленьким солнцем. Тишина оглушала, давила на уши. Севир не услышал даже собственного дыхания.

«Как выбраться? Что делать? Как управлять этой штукой? Двуликая, помоги!»

Внезапно, всего на мгновение, перед внутренним взором возник образ. Севир попытался вызвать видение снова, но ничего не вышло.

«Думай! Что ты сделал? Думай! Видения тебе показывала шкатулка, а Оракул – это зеркало. Что, если он только отражает видения? А если попробовать вообразить себе что-то?»

Мысли путались, как в бреду.

«Да уж, Ренфел, принц прекрасно „справляется со шкатулкой“! Неужели так сложно дать чуть больше инструкций? Кто-то же небось помогал вам научиться пользоваться Вьюгой?

Вьюга. Где она?

Двуликая, помоги».

…седьмая ветвь…

…пустыня…

…эль-Тун…

…водяной столб пронзает небеса…

…Двуликая…

…Лика…

…Лика Пейран…

Севира толкнуло в грудь. Пустота содрогнулась. Вокруг показались зеркала: теперь они стали гигантскими, каждое – словно отдельное небо с тысячами звёзд. И в них отражались события. Севир вертел головой, пытаясь увидеть их все.

Одни – далёкие, тёмные, страшные, нечёткие, будто смазанные неловким движением художника. Другие – яркие. Севир смотрел в них, пытаясь разглядеть незнакомые лица, пока не понял, что это всё несущественные вероятности: движения людей сменялись быстро, картинки дёргались.

Вот кто-то – рыжеволосый парень с безумным взглядом – споткнулся, а вот он же всё-таки устоял на ногах.

Или женщина замахивается кнутом… Нет, не кнутом, ножом.

И ещё сотни и сотни незначительных деталей.

«Мне это не нужно. Покажи мне важное, покажи точно, что будет, покажи самую важную вероятность! Двуликая, покажи!»

Зеркала разбились, тысячи осколков пронеслись перед лицом Севира, чтобы сложиться в одну невероятную картину.

Сияющее жёлтое солнце обрамляет светом фигуру женщины с двумя кинжалами в руках. Ветер треплет её чёрные волосы, а лезвия, как клыки свирепого зверя, разрезают небо, оставляя за собой кровавый след.

И издалека громом несётся ревущий, многоголосый крик, который сбивает Севира с ног.

– Севир! Севир! Севир, очнись! Очнись, кому говорю! Бун, держи его голову! Ренфел – ноги! Севир! Открой глаза!

Но он не слушал. Увиденное разрывало разум на части, хотелось выскользнуть из собственной кожи…

…и всё, что мог делать принц третьей ветви, – это кричать…

Рынок рабов закрыли. Должно быть, впервые с тех пор, как он появился. Варвары хозяйничали в Шёлковом море. Они перере́зали торговые пути между двумя континентами, так что на острове воцарилась непривычная тишина.

Корабли стояли вплотную к пристани, и большинство жителей занималось либо их ремонтом, либо, если дело было совсем плохо, разбором на части. После стычек с варварами не всем удавалось скрыться в непроглядных туманах Мёртвых морей, но те, кто преуспевал, без труда находили рабовладельческий остров. Несмотря на то что он двигался. По расположению звёзд и солнца было понятно, что остров уносило всё дальше на север. Стремительно холодало, и вместо рыб из тёплых вод рыбаки стали приносить невиданных уродцев с расплющенными головами.