«Не могу сейчас,» – прошептала она, обращаясь скорее к стопке бумаги, чем к себе. Усталость навалилась на плечи, словно бетонная плита. «Сон для слабаков, а я… я просто очень, очень эффективный архитектор,» – подумала она, с сарказмом подражая любимой фразе одного из своих боссов. Но совесть, эта вечная зануда, не позволила отложить дело. Вздохнув, как Сизиф перед очередным подъёмом камня, она включила настольную лампу, отбрасывающую уютный жёлтый свет, и села за стол.

Чертежи кишели деталями, любовно выписанными её рукой: компактные, но функциональные кухни (не больше авиационного кокпита, но там поместится всё необходимое!), светлые комнаты с огромными окнами (чтобы даже в самый пасмурный день казалось, что светит солнце), общие зоны для общения и игр (никаких унылых детских площадок с облезлой краской!). Аврора мечтала создать не просто жильё, а своего рода sanctuary, где люди чувствовали бы себя в безопасности, знали бы, что их ценят, и могли бы, наконец, расправить плечи.

И тут её взгляд зацепился за один из чертежей. Это был эскиз детской комнаты. Маленькое, почти бойничное окно, выходящее во внутренний двор. Аврора вдруг ощутила острую, почти физическую боль. Её собственная детская… Крошечная каморка в старом доме, где она ютилась с матерью и отчимом. Окно было почти всегда заколочено, и ей казалось, что она задыхается от спёртого воздуха и ощущения безысходности. Она даже помнила рисунок на обоях – жёлтые ромашки, выцветшие и какие-то тоскливые. «Ромашки тоже могут быть депрессивными,» – подумала она, с горькой усмешкой.

Сердце болезненно сжалось. Импульсивно схватив карандаш, она принялась яростно переделывать чертёж. Она увеличила окно вдвое, втрое! Сделала его не просто окном, а своеобразной светящейся стеной. Ей хотелось, чтобы дети, живущие в этих домах, чувствовали себя свободными, как птицы в небе. Чтобы они видели не унылые стены, а мир, полный возможностей. Чтобы они точно знали: жизнь – это не только жёлтые ромашки на выцветших обоях.

Поглощённая созданием идеального чертежа детской комнаты, Аврора не заметила, как время растворилось в полумраке её кабинета. Стрелки часов давно перевалили за полночь, и лишь лампа на её столе, словно маяк, вырывала из густой темноты сосредоточенное лицо. Она забыла об усталости, о навязчивом чувстве вины, которое преследовало её с юности, о тягостном прошлом, от которого, казалось, невозможно было убежать. Сейчас она была лишь архитектором, творцом, в чьих руках рождался не просто проект, а мечта – мечта о лучшем мире для тех, кто нуждался в этом больше всего.

На мгновение, её пальцы застыли над чертежом. В голове мелькнула мысль: «Что я, в сущности, знаю о детях? О детях, живущих в нищете?» Она вспомнила свою первую комнату – крохотную, сырую каморку с окном, забранным решёткой, чтобы защитить от воров. В этой комнате, вместо ярких обоев, были обшарпанные стены, а вместо игрушек – обломки старой мебели. Но даже там, в этом убогом уголке, её мать умудрялась создавать атмосферу тепла и любви. «Главное, чтобы дети чувствовали себя в безопасности,» – говорила она, укрывая Аврору старым, залатанным одеялом. «Тогда они смогут вырасти хорошими людьми, несмотря ни на что».

Внезапно почувствовав озноб, Аврора накинула на плечи тёплый плед, связанный её бабушкой задолго до её рождения – единственную вещь, напоминающую о семье. Подойдя к окну, она залюбовалась ночной Синтрой. Город спал, укрытый бархатным покровом темноты. Лишь редкие огни фонарей мерцали внизу, напоминая россыпь звёзд, случайно упавших с небес. Аврора любила Синтру за её умиротворяющую тишину, за её извилистые улочки, хранящие в себе дух истории, за ощущение безопасности, которое она испытывала здесь, вдали от суеты и жестокости большого мира.