Планировалось десять пилотируемых полетов «Джемини»[38], по два астронавта на каждом, то есть всего было в наличии 20 мест. С выбытием Шепарда осталось трое годных меркуриевских астронавтов, и если все члены Новой Девятки получат полетные назначения, то 12 мест уйдут сразу. Разумно было предположить, что некоторые из более опытных ребят слетают дважды, в первый раз в роли пилота, а во второй – командира. Таким образом, нашей группе астронавтов не светило множество пустых клеток в летной таблице «Джемини». Однако чехарда Шепард – Гриссом – Ширра и Стаффорд – Борман – Янг в первом же экипаже давала нам надежду. «Никогда нельзя знать заранее», – гласила старинная поговорка.
Среди всего этого прошли изменения и в составе руководства. Слейтон уволился из ВВС, оставшись целиком в распоряжении NASA, и был продвинут на должность помощника директора Центра пилотируемых кораблей по операциям летных экипажей. Человек меньшего масштаба мог бы уйти в отставку в знак протеста против отстранения от полета в 1962 году, но Дик выдержал бурю и создал под себя уникальную руководящую должность в космической программе. Для отряда астронавтов он стал не просто боссом, а признанным «крестным отцом», которого уважали все, включая старших руководителей Агентства.
Одним из его первых действий было перетащить только что отстраненного от подготовки Шепарда на оставленное Диком место главы Отдела астронавтов. Этот холодный как лед и грубый сукин сын не смог принять решение врачей с благородством Дика Слейтона, и, казалось, видел теперь свою главную цель в том, чтобы внушить страх Божий каждому из нас – просто потому, что мы имеем право полететь в космос, а он нет. Дик и Ал могли бы исполнять роли доброго и злого полицейского в телесериале об убойном отделе Нью-Йорка, причем Дик придавал уверенность, а Ал требовал большего, чем ты мог сделать. В результате вся программа продвигалась лучше.
Наша группа вошла в ритм подготовки. Краткий вводный курс сменился двадцатью тяжелыми неделями лекций, технических назначений и экзотических командировок. Мы были лишь новичками, но прошедшими исключительный процесс селекции. Нас погрузили в головокружительные темы, нам показали вживую ракеты и объяснили, с чем мы можем столкнуться в космосе. Теперь мы не смотрели на все это с другой стороны телевизионного экрана, а сами шли по Мысу, изучали стартовые сооружения и стояли перед огромными ракетами, которые должны поднять нас в космос. NASA зачастую хотело использовать нас все семь дней в неделю, и мы обнаружили, что постоянные разъезды являются частью нашей работы. Для меня это оказалось превосходное время – люди вокруг были блестящими, работа – поразительной, а высшая возможная награда – прогулка по Луне – почти невероятной.
Однако если для новых астронавтов все планировалось в деталях, NASA не имело никаких руководств по выживанию для наших жен. Это был серьезный недосмотр, за который наши семьи заплатили тяжелую цену. Думаю, NASA считало, что раз мы, как правило, являемся военными семьями, то мы и так привычны к долгим разлукам и к жестко структурированной военной жизни. Жены офицеров с точки зрения исторического опыта должны были уметь справляться с такими сложностями. На самом деле это была ошибка.
Почти сразу после того, как мы обустроились в арендованном небольшом кирпичном бунгало по адресу Хантресс-Лейн, 1922, в новом доме, не защищенном деревьями от техасского солнца, Трейси свалилась с температурой 41° и болела так тяжело, что нам приходилось окунать ее в лед. Барбара тоже сильно простудилась из-за резкой перемены климата по сравнению с приятным монтерейским. И лишь много лет спустя я узнал, что она так боялась оставаться одна в этих странных окрестностях, что могла не спать и плакать половину ночи, пугаясь каждого шороха и опасаясь, что кто-нибудь может вломиться в дом.