Если время после Великой депрессии было моей колыбелью, то Холодная война стала горном, в котором ковалась моя военная карьера. Но тогда глобальные события казались еще очень далекими, даже когда я надевал форму военных курсов и долгие часы изучал военно-морские науки и историю. И все же, лежа в постели в общежитии «фиджи» на Расселл-стрит, 640, в два часа ночи, я иногда слышал зловещее гудение бомбардировщиков B-36 Стратегического авиационного командования, ломящихся сквозь ночное небо. Мы догадывались, что они несут Большие Бомбы, и хотя эта мысль не меняла моей жизни, реальный мир уже стучался в дверь. Курсант Сернан хотел стать морским летчиком.
На третьем курсе флот наконец-то начал платить обещанную стипендию – царский подарок в 27 долларов в месяц – и отчасти компенсировать стоимость учебников. В конце этого года меня выдвинули в президенты сообщества «фиджи». Старшекурсникам тоже разрешалось голосовать, и пара из них не хотела, чтобы общество Фи-Гамма-Дельта в Пёрдью возглавил католик. Это был первый случай, когда меня коснулась дискриминация, но ненадолго: хотя я и проиграл, но член братства, избранный президентом, вскоре ушел из университета, и я всё равно оказался во главе.
Второй раз я столкнулся с подобным обращением, когда по оценкам и служебной характеристике мог претендовать на командную должность в учебном подразделении флота в университете. Поскольку я не был членом регулярной программы ВМС и имел «билет» только на зачисление в резерв, мне пришлось удовольствоваться должностью заместителя командира. Это снова заставило задуматься, а есть ли у меня реальный шанс попасть в летную школу. Конечно, это было очень далеко от той дискриминации, которую в этом же году запретил Верховный суд, вынесший решение об отмене сегрегации в публичных школах. Тем не менее я почувствовал, что меня дискриминируют, но это лишь сделало меня более целеустремленным.
Как и прочие курсанты из программы подготовки резерва, я должен был участвовать в боевом походе летом после третьего курса. Я приехал на поезде в Норфолк, штат Вирджиния, и нашел там ожидающий меня крейсер «Роанок» – серый гигант с орудиями такой же длины, как телефонные вышки. Я отдал салют флагу на юте, а затем дежурному офицеру, попросил разрешения подняться на борт и в первый раз почувствовал под ногами прочную стальную палубу. Вскоре я понял, что хотя корабль и кажется огромным, на нем кое-чего не хватает. На «Роаноке» не было самолетов! Да, этот крейсер станет моим домом на некоторое время, но это не тот флот, который нужен мне.
В первые дни после выхода в море меня выворачивало наизнанку. Никогда не мог вообразить, что в океане нечто столь большое, как «Роанок», может болтаться, словно пробка от бутылки. Попробуйте как-нибудь заснуть в качающемся гамаке, с бунтующим желудком, да еще если в 10 сантиметрах над вашим носом нависает изогнутое тело другого страдальца в гамаке на ярус выше. Большая часть из нас, курсантов, провела первые несколько дней у борта этого могучего военного судна, отправляя в море содержимое желудка и немало развлекая многоопытных главных старшин, которые стали вскоре нашими друзьями и наставниками.
В переходах по Карибскому морю мы посетили Пуэрто-Рико и сходили на берег в Гаване. Кубинцы в 1955 году были не слишком дружелюбны, потому что один американский моряк недавно обоссал статую их лидера, диктатора Фульхенсио Батисты, прямо под яркими огнями казино, где шла азартная игра. Тем временем далеко в горах Фидель Кастро раздувал пожар революции.