Вслед за этим прозвучал суховатый, со строгими интонациями голос:

– Смотреть сюда и слушать!

Андрей сфокусировал взгляд и увидел перед собой… знакомое на всю страну лицо. Вернее, сразу два лица: одно принадлежало человеку, одетому в камуфляж без знаков отличия, другое, в штатском, строго смотрело на него с портрета.

Губы у этих двух персон, и у того, что одет в камуфляж, и у другого, чье изображение висело на стене, зашевелились в унисон, так, словно они говорили одновременно или же являлись одним лицом, но в двух чуточку отличающихся ипостасях.

– Здравия желаю, товарищ Верховный! – четко, как ему самому показалось, произнес Андрей. – Извините, но я не расслышал, что вы сказали?

– Назовите ваши имя, фамилию, воинское звание, место службы и оперативный псевдоним, – потребовал до боли знакомый голос. – Отвечайте!

– Андрей Бушмин, подполковник, сотрудник «группы 4», федеральный спецагент, псевдоним – Кондор.

– Хорошо, Бушмин. Отвечайте на мои вопросы ясно, четко, правдиво и, по возможности, коротко. Не слышу?

– Так точно, товарищ Верховный.

– Добро, – сказал «портрет» в унисон с сидящим под ним «лицом». – На мои вопросы.

– Слушаюсь, товарищ Верховный!

– Сконцентрируйтесь, Бушмин! Смотреть сюда и слушать! Вы причастны к похищению Вадима Голубева? Да или нет?

– Нет.

– Вы имели прежде контакты с представителями компании «Ространснефть»?

– Нет.

– Назовите ваше легальное прикрытие в сфере бизнеса?

– Гм… Фирма… какое-то сложное название… в экспортной индустрии…

– Компания «Рособоронэкспорт», где вы числитесь консультантом с окладом в восемь тысяч долларов США?

– Да.

– В штате еще какой коммерческой структуры вы числитесь?

– Более нигде не числюсь.

– Вы ранее были знакомы с господами Голубевым и Литвиновым?

– Нет.

– Господина Серебрянского Аркадия Львовича знаете?

– Нет… но фамилию где-то уже слышал.

– Вы причастны к похищению Голубева?

– Нет.

– Кто ваш непосредственный начальник в «четверке»?

– Полковник Шувалов.

– Это он вам велел поучаствовать в похищении вице-президента «Ространснефти»?

– Не понял вопрос…

– Отвечайте! – строго сказал знакомый до боли голос, от которого у Бушмина – он сейчас испытывал нечто вроде пьянящей эйфории – порой даже в горле перехватывало.

– Такого приказа мне не отдавали.

– Бушмин, с какого времени вы взялись «крышевать» нефтянку? Вы и ваши коллеги из «четверки»?

– Не понял…

– Почему вас направили в Грозный вместе с нефтяниками?

– Не знаю… Приказ.

– Кто еще из руководства с вами? Кто, кроме вас и Шувалова, «разруливает» ситуацию вокруг «Ространснефти»? Может, сам Мерлон?

– Не понял…

– Вы должны говорить правду! Вы знаете, кто такой Мерлон! Это он вам с Шуваловым приказал вмешаться в конфликт вокруг «нефтянки»?

– Не понимаю…

В наступившей тишине, как показалось Бушмину, где-то неподалеку прозвучал мелодичный перезвон кремлевских курантов.

– Плохо, Бушмин, очень плохо, – сказало лицо, сидящее под портретом. – Высшее руководство вами в высшей степени недовольно! Вы пытаетесь сокрыть правду, а так у нас не принято делать!

– Очень плохо, – строго сказал «портрет». – Придется вас наказать, Кондор…

– Будем выносить ваше дело на суд «тройки», – сказало лицо в камуфляже. – Надеюсь, вы понимаете, чем это вам грозит?

– Вы понимаете, чем это вам грозит? – спросил «портрет», тут же «растроившись» на глазах у проштрафившегося агента.

– Да… Но сейчас ведь не тридцать седьмой?

– Верно. Поэтому мы не будем вас публично расстреливать. У нас демократия. Поэтому ликвидируем мы вас тихо, аккуратно, сработав под «несчастный случай»…

Мужчине, прикованному наручниками к батарее, очень хотелось пить. Никогда прежде, за все сорок лет жизни, он еще не испытывал такого мучительного чувства жажды. Но сильнее всего его мучила не жажда – в конце концов, он всего примерно сутки назад заглотнул полуторалитровый баллон минералки, а смешанное чувство бессилия и страха за свою драгоценную жизнь.