Руслан взобрался на коня и посмотрел на солнце. Было уже позднее утро.

– Веди же, – сказал витязь Степану. Тот махнул рукой и спешно пошёл по улице.

Когда они прошли метров двести мимо телег, копен свежескошенной травы, мешков с мукой, стараясь не сшибить идущих навстречу деревенщин, то оказались около ещё одних ворот. Стоявший здесь бородач в смешном треугольном шлеме и пожухлой посеревшей кольчужке торопливо открывал занозливый запор.

– Смотри, – показал Степан. Впереди было поизъеденное бестравное поле, на котором паслись пёстрые и палевые бурёнки. Они с интересом воззрились на руслановского коня. – Видишь, лес подходит совсем близко? Кусты видишь?

– Вижу, – согласился витязь нетерпеливо.

– Вот туда тебе и надо, – кивнул Степан и повернулся обратно. – Довольно близко отсюда. Правда же?

– Благодарю, – сказал Руслан и легонько стегнул Верного. Тот послушно затрусил мимо стада, отчего коровки, однако, всё равно бросились врассыпную. Где-то послышалась недовольная брань пастуха.

Путь и вправду оказался близеньким. Лес, начинающийся с вековых лохматых елей, круто шагнул к Руслану; показалась железная верхушка крыши кузни, а затем и весь кузнечный дворик.

Порфирий Львович стал виден чуть позже. Это был рослый мужик с медвежьей спиной, одетой в необъятную толстотканную рубаху до колен, коричневые кожемятные штаны и подбитые тёмные сапожища. Он был подпоясан широким красным поясом… Хотя мог бы, наверное, и подпоясаться ломом. Его кудрявая светлая голова лицом была обращена куда-то в сторону кузнецкой печи. Потом он обернулся. Собственно, там стоял другой мужик, но гораздо меньше и щуплее, в коричневом замызганном фартуке. Стало быть, Левша. Теперь они с интересом смотрели к скачущему во весь опор всаднику.

Подобравшись поближе, Руслан заметил, что кузница стоит на возвышенности, и весь кузнечный двор выстлан камнями, булыжниками. С левой стороны стоял большой сарай для выкованных изделий, напротив же – огромная железная печь с бушующим пламенем. Рядом – наковальня.

Кузнецкая печь трещала неистово, возможно, Левша подкладывал целые брёвна, что даже рокот протекающей в нескольких метрах реки она заглушала. Жара стояла страшная.

Подскочив к кузне, воин убедился, что Лёнька-Левша был совсем не мал, а даже наоборот; просто рядом с Порфирием он казался меньше. В руке кузнец держал большой молот с толстой рукоятью в половину себя самого. Боёк блестел с обеих сторон – сам сбился от ударов. Держал он его в левой руке, одетой в железно-кожаную рукавицу. Правая же была одета в обычную тряпичную перчатку. Лица кузнеца видно не было – на нём была серая кожаная маска, будто он натянул на себя огромную шапку до самых ключиц. Прорезь для глаз в маске тоже была, но закрыта была сеткой, как у пасечника.

Порфирий сложил руки на груди – внушительные медвежьи лапища. Борода у него была такая же светлая, как и волосы, а возраст никак не угадывался – ему могло быть и тридцать пять, и сорок восемь. Только пристальные синие глаза с интересом наблюдали за гостем.

– Доброго здравия, люди добрые! – сказал Руслан и прыжком спешился.

– И тебе мир в дом, дружинник, – сказал пахарь низким бархатным голосом. – Кто ты и откуда?

– Меня послал старик из пещеры лесной, – сказал витязь. – Сказал, что ты можешь помочь, Порфирий Львович.

Пахарь молчал, ожидая продолжения, Левша же не проронил ни слова, ожидая, когда можно будет продолжить работу. Руслан принялся рассказывать, пытаясь ничего не упустить. Черномор похитил Людмилу, и четверо бросились её спасать.

– Черномор – страшный колдун, – кивнул Порфирий. – Ух, не будет легко тебе. Те вообще сгинут, если полезут…