Ладно, пусть так – тоже не самый плохой вариант. Было бы хуже, притащи мы за собой на хвосте стадо биомехов или отряд чистильщиков, которые превратили бы наше спокойное ожидание в маленький шумный Сталинград. Отвратительное это занятие – удерживать круговую оборону, не имея возможности покинуть занимаемую территорию. Так что будем усердно молиться, чтобы удача благоволила к нам и дальше.

Немного расслабившись, мы опустили оружие и разошлись по залу обустраивать себе огневые позиции на случай внезапной вражеской атаки. Однако Жорик первым делом направился не к окнам, а к свисающему почти до пола одному из обрушенных пролетов потолочного перекрытия. После чего встал напротив этого обломка железобетонной плиты, важно покивал и молвил:

– Так вот ты какая, Плита Надежды! Ну да, примерно такой я тебя себе и представлял. Даже не верится, что на этом вот месте стоял когда-то сам великий Мерлин и читал вот эти надписи.

Восхищение, с которым Дюймовый это произнес, вызвало у его пассии Динары вовсе не понимание, а нервный смешок.

– Какой же ты забавный, Джорджик, – прыснув в кулак, заметила она и укоризненно покачала головой. – Нет, кое в чем ты, конечно, прав: Пожарский действительно не раз стоял на этом самом месте. Вот только читал ли он внимательно то, что здесь написано, я сильно сомневаюсь.

– Как это, блин, не читал?! Не может быть! – недоверчиво округлил глаза Дюймовый. А затем, нахмурившись, подошел вплотную к плите, стер с ее края перчаткой пыль и прочел вслух первую открывшуюся его взору надпись:

– «Все узловики – уроды и извращенцы! Они дрючат технос, а технос дрючит их. И еще они…»

Далее следовало пространное откровение, в котором упоминались такие шокирующие подробности интимной жизни узловиков, в сравнении с которыми их сношения с биомехами выглядели просто невинной детской шалостью.

– «…по очереди друг другу в рот», – тем не менее прилежно дочитал до точки Жорик. По мере того как он подбирался к концу чьих-то откровений, его круглощекая физиономия краснела все больше и больше. И когда сталкер умолк, румянец неловкости растекся по ней от кончиков ушей до самой шеи. А может, и ниже – этого под одеждой было уже не видно.

– Извините, – пробормотал обескураженный Черный… или, вернее, в данный момент Пунцовый Джордж. – Это не я придумал! Так на Плите Надежды написано. Слово в слово. Но какая сволочь посмела здесь такое нацарапать?! Неужто у нее после этого руки не отсохли?!

– Если бы у всех, кто в Зоне пишет на стенах похабности, отсыхали руки, – рассудил я, – старый барыга Упырь озолотился бы, поставляя сюда грузовиками протезы верхних конечностей. – После чего, не желая больше смотреть на негодующего напарника, просветил его, в чем он ошибся. – Все в порядке, дружище. Просто ты не к той плите подошел. Это – всего-навсего обычный обломок потолка, и только. А настоящая Плита Надежды – вон она, в дальнем углу.

И указал Жорику на прислоненный к стене большой – площадью около шести квадратных метров – металлический щит. Он и являл собой главный атрибут ныне заброшенного сталкерского святилища. На щите также лежал слой пыли. Но даже издали можно было определить, что пыли не так уж много и что ее периодически стирают, дабы прочесть сокрытые под ней надписи или нанести новые.

Читают ли их сегодня люди Мерлина? И вообще как часто за последние полгода они сюда наведывались? Все послания наносились на Плиту Надежды миниатюрными лазерными резаками, которые имелись в кармане почти у каждого сталкера. Прежде, появляясь на Рижском вокзале, Пожарский или члены его команды тщательно сканировали эти надписи. А потом оплавляли боевыми имплантами поверхность Плиты, стирая с нее всю переписанную информацию, чтобы освободить место для новой и дать понять бродягам, что их старые «надежды» не оставлены без внимания. А вот исполнятся они или нет, это уже кому как посчастливится. Пусть Мерлин и считался у вольных сталкеров святым чудотворцем, тем не менее всемогущим богом он, как любой другой человек, не был. Что лишний раз и подтвердилось, когда жестокосердная Зона отняла у Пожарского ноги.