Остатками скотча они заклеили окна, а выметать песок было нечем. Работу эту они отложили до утра, когда может удастся у кого-то раздобыть веник или щетку. Да и сил никаких не было.

– В моей жизни было два страшных события, – сказал Игорь, засыпая и не дождавшись, когда же Сергей спросит у него; «каких?», сам продолжил, – когда меня в армию забирали и эта буря.

– А налеты на Белград натовцев? – спросил Сергей.

– Когда в армию брали – страшнее было, – сказал Игорь сонно.

Сергей не стал больше его расспросами мучить. Ему и самому смертельно хотелось спать.

Лагерь сильно пострадал от бури. Все было перевернуто, пластиковые стулья занесло на крыши, палатки были сорваны.

– Да. Дела, – протянул Игорь, глядя на картину разрушений, – готовый сюжет, – продолжил он, ткнув пальцем в сторону бедолаг, которые бродили по лагерю и искали потерянные вещи.

Лагерь напоминал поле битвы, с которого убрали трупы.

– Думаешь надо? – лениво спросил Сергей.

До их отъезда осталось два дня. В запаснике у них еще был материал на один сюжет, так что оставшееся время Сергей решил посвятить экскурсиям и безделью.

Камера во время бури не пострадала. Игорь всегда аккуратно обматывал ее скотчем, чтобы внутрь не попало ни пылинки. Он пеленал ее, точно мумию бинтами, а вечером проводил сложную операцию по вскрытию, как врач, снимающий с раненного, прилипшую к телу, повязку. Игорь вытаскивал, отснятую за день кассету, вместо нее вставлял новую, и вновь заклеивал все щели в камере. В течении дня он мог снять лишь одну кассету. То есть 36 минут. Если снимать пришлось бы больше, то смена кассеты грозила тем, что пыль испортит камеру. Рисковать не стоило. И так ребята из EBU, через которых они перегоняли в Москву свои материалы, на них смотрели косо и раза три говорили, что они песок принесли.

– Вот сломается аппаратура, тогда перегонять ничего не сможем, – ныли они.

К вечеру выяснилось, что у группы коллег, состоявшей из нескольких поляков и украинцев, вся аппаратура во время пыльной бури вышла из строя. Выяснив, что камера русских простаивает без дела, они взмолились – одолжить ее. У Игоря язык не повернулся упрекать поляков и украинцев за то, что они за своей аппаратурой плохо следили. Ведь русские жили в глиняном доме, а поляки с украинцами – в палатке, которую во время бури снесло. Всю ночь им пришлось за палаткой бегать, а спать под открытым воздухом, чуть ли не полузасыпанными песком и пылью. Один из поляков простудился, температура у него поднялась до сорока. Товарищи пытались его выходить, давая такие порции антибиотиков, которые поставили бы на ноги и слона.

– Дайте нам камеру – в аренду, – просили поляки.

Это предполагало, что за камеру они чего-то дадут взамен. Но Сергею и Игорю, было совестно чего-то просить у сильно пострадавших во время бури поляков и украинцев.

– Да так берите, – сказал Игорь, – только поаккуратнее с ней. Ладно?

– Вернем в лучшем виде, – заулыбались коллеги.

Спустя несколько минут они притащили три бутылки водки и ящик пива. Сергей вытащил одну из бутылок, на которой красовалась этикетка «Ярпиво», повертел ее в руках.

– Вы откуда их взяли то? Из Москвы, что ли тащили весь ящик?

– В Душанбе достали.

– Спасибо, приходите вечером после работы, вместе и выпьем.

– Постараемся.

К тому времени, стратегические запасы у Сергея с Игорем закончились, и эта водка с пивом были очень кстати. Было теперь чем угощать гостей, которые придут к ним на проводы.

Вечерами они во дворе своего дома разводили костры, собирая по округе сухие сучья и кизяки, и жарили мясо, которое покупали днем на базаре. Еще пару недель назад, скажи кто, что будет Сергей готовить мясо на ослиных и бараньих какашках, не поверил бы, а теперь ел его с удовольствием и других угощал. Еще приходилось доедать консервы. Не везти же их обратно в Москву. Пару банок тушенки подарили американцам. Те были очень довольны и сказали, что будут хранить их как стратегический запас.