Садилась Гвенна медленно, сдерживая стоны. За несколько часов на камнях мышцы спины и плеч стянуло узлами. Она покрутила шеей, повела лопатками и вылезла из-под навеса.

– Чуешь? – спросила она.

Талал покивал:

– Недавно заметил. Думал разбудить вас, но горит довольно далеко. Спешить резона нет, вот и решил дать вам лишний часок сна после заплыва.

– После такого заплыва я бы и неделю проспала.

Она повертелась в поясе, разминая сведенные мышцы, и расслабилась. Помяла себе бока костяшками пальцев и потянула носом воздух, разбирая предрассветные запахи.

Пахло солью и, посильнее соли, – песком. С утесов несло теплой зеленью, свисающими лозами, сплетениями корней, ленивыми змеями побегов. Она, стоило об этом задуматься, до сих пор изумлялась, как много могла теперь учуять носом. Как будто всю жизнь прожила слепой, и вдруг ей открылись формы и цвета. Дальше по пляжу – несколько протухших рыбин. Она различала высушенный солнцем птичий помет на скалах. И запах дыма.

– Может, просто кто-то рано поднялся, – предположил Талал, – и готовит завтрак над бухтой Стервятника?

Гвенна прикрыла глаза, покатала запах на языке, пробуя на вкус и на плотность. Кто-то жег дерево и навоз, но не только. Вплетались и другие запахи, не столь обычные и не столь здоровые. Она и за год не забыла, чему ее учили. Горела краска. Волос. И мясо.

Гвенна тяжело выдохнула – ей вдруг захотелось выгнать этот воздух из легких.

– Это не кухонная печь.

Талал минуту принюхивался – и кивнул.

– Идем? – спросила Анник.

Пока Гвенна ломала голову над запахом, лучница бесшумно поднялась и присоединилась к ним. Спала Анник не дольше Гвенны, но усталости от плавания не показывала. Она успела пристегнуть клинки дымчатой стали, в одной руке держала короткий лук, другой подвешивала за спину колчан.

– Мы не в форме для боя, – заметил Талал. – Не знаю, что там творится, но творится оно не первый месяц. Один день ничего не изменит.

– Может, ты и прав, – согласилась Гвенна.

Запах дыма усиливался. Сгущался. Напоминал ей Андт-Кил, где горел целый город.

– С другой стороны, случаются дни важнее других, – добавила она.

– Думаешь, настал такой?

– Не проверишь – не узнаешь, – ответила Гвенна.

Подъем на линию утесов был крутой и каменистый – Гвенне то и дело приходилось цепляться пальцами за щербатый известняк, балансировать на опасных уступах и, напрягая все силы, подтягиваться на узкие полки.

– Хорошо хоть долбаному плаванию конец, – утешала она себя.

Впрочем, пока она выбиралась на зубчатый гребень, мысль о воде стала казаться заманчивой. Можно, конечно, утонуть, зато ничто не сдирает с тебя кожу по кусочку. Гвенна в кровь ободрала колени и ладони. Она чуяла на камнях свою кровь и кровь Талала и Анник.

– Помнится, раньше легче бывало, – пробормотала она, разгибая спину. – Как-то раз…

Оставшиеся слова замерли у нее на языке. С гребня скал Крючок открывался почти целиком: и темные воды пролива, и низкая махина Карша за ним. То есть Карш бы ей открылся, если бы Гвенна постаралась найти его взглядом. Но ее взгляд приковало бушующее внизу пламя – пожар пожирал целые улицы единственного на островке селения.

Крючок и в лучшие свои времена был дерьмовым городишкой – приютом для пиратов и контрабандистов, неудачливых преступников с большой земли, шлюх, торговцев дурманящим зельем и не по уму предприимчивых рыбаков. Была своеобразная ирония в существовании Крючка прямо под боком у самой мощной военной части империи, однако в Гнезде решили, что неплохо иметь рядом гражданское поселение, пусть даже с гнильцой, поэтому городок уцелел и более того – на свой извращенный манер процветал.