– Нет. Шалиль вызывалась, но совет не принял ее предложения. Она – кеттрал высшего ранга, она уцелела и вернулась в Аннур. Она и без птицы слишком ценна, чтобы так рисковать.

– А нами можно рискнуть, – заключила Гвенна.

Каден не отвел глаз:

– Да, вами можно. – Он поднял бровь. – Вы согласны?

– Вот дерьмо… Что ж. – Она повернулась к своим. – Талал? Анник?

– Не вижу выбора, – серьезно ответил лич.

Анник молча кивнула.

Гвенна еще секунду разглядывала обоих. Опять, Кент побери, решать выпало ей.

– Отлично, – наконец сказала она. – Что бы нас там ни ждало, не помрем, если сами не завалим дело.

– На двадцати шагах, – мрачно повторил Лехав. – И с оружием наготове.

– В пятидесяти шагах, – покачала головой Адер. – И чтобы клинки не на виду.

– Это сумасшествие. Пока мои люди подоспеют, толпа вас десять раз растерзает.

– Для этого понадобится весьма сплоченная толпа, Лехав. Или ты выберешь сотню самых нерасторопных из своих людей?

Солдат много раз напоминал ей о своем новом имени, явленном ему во сне богиней Интаррой: Вестан Амередад, Щит Верных. Адер все равно звала его так, как он представился ей при первой встрече, когда оба по щиколотку вязли в грязи Ароматного квартала Аннура.

Щит для верных – это замечательно, но слишком много вокруг было новых имен и новых личин, ложь и жизнь ртутью перетекали друг в друга, скрывая истину и прошлое. Могла она хотя бы Лехава называть именем, полученным от матери, когда тот еще корчился в родовой крови, знать не зная об Аннуре, об Интарре и о самой Адер? Странно было настаивать на таком пустяке, но Адер в нареченном имени виделась некая честность, а кругом было не так много правды, чтобы легко от нее отказываться.

Он был молод, этот командир Сынов Племени, – может, лет на шесть старше Адер, – но у него были руки солдата и глаза фанатика. Адер видела, как он бичует своих людей за расхлябанность и за богохульства; видела, как он преклоняет колени в снегах Эргада, молясь богине в рассветный час и в сумерках; видела из своей башни, как он объезжает стены, выдыхая пар на морозе. Она не забыла, как почти год назад, в Олоне, он грозил отправить ее в огонь. При всей молодости он был крепче большинства известных ей людей, и долг ее защитника исполнял с тем же ледяным тщанием, что и все задачи своей жизни.

И сейчас он, не сводя с нее взгляда, покачал головой:

– Сотня, на которую вы мне дали разрешение, – самая надежная, но это сто человек против всего города. Ваше сияние.

Он, командир Сынов Пламени, все еще спотыкался на титуловании. В его речах не было непочтительности, но каждый раз, как и сейчас, он будто не сразу вспоминал, как к ней следует обращаться. Казалось, ему не было дела до ее титула.

Это служило полезным напоминанием – если бы Адер нуждалась в напоминаниях – о зыбкости ее положения. Ил Торнья со своими легионами сражался за нее потому, что она принадлежала к династии Малкенианов – единственная из Малкенианов согласившаяся воссесть на Нетесаный трон. А Лехав с Сынами Пламени и прежде не доверяли империи. Они пошли за Адер из-за случившегося у Негасимого Колодца, из-за светящихся шрамов на ее коже, из-за огня в ее глазах. Они поверили в знамение Интарры. Империя, которую она так упорно отстаивала, для них была в лучшем случае привходящим обстоятельством. Без империи они бы обошлись.

– Да, последние девять месяцев мы проторчали в Эргаде, – сказала Адер, – но Аннур – мой город. Моя столица. Я там выросла.

– Я тоже, – напомнил он, – и с малых лет выучился ему не доверять. Ни Аннуру, ни аннурцам.

– Хорошо. – Адер не сводила глаз с раскинувшегося на юге города. – Твое дело не доверять, а охранять меня.