Артур на Сибиряковский тракт не попал, хотя и командирован был из Архангельска в штаб Мезень-Печорского района Северной армии как раз в связи с операцией по переброске запасов хлеба, скопившихся в Саранпауле. В отряд, сопровождавший санные караваны, Артур не успел, ушел отряд. А потом все переменилось, и вместо Саранпауля он пошел воевать крохотное селение Кожим на Кай-Чердынском участке фронта. Кожим взяли, но удержать не удалось. Их потерпевшее неудачу соединение переправилось в Троицко-Печорск, где началось формирование 10-го Печорского полка. К исходу лета 1919 года полк частично передислоцировался в поселок Якша в среднем течении Печоры. Торговая пристань Якша послужила плацдармом для броска на Пермь через купеческий город Чердынь. Четыреста лет город использовался торговым сословием как коммерческий форпост на пути из Белого моря в Каспийское, как перевалочный пункт на великом водоразделе Печоры и Камы. «Кто владеет Чердынью, – говорил генерал-майор Шапошников, – тот владеет Уралом». Возможно, Шапошников преувеличивал, но ведь – генерал. А потому,

дождавшись, когда зимник установится, пошли батальоны коротким путем с Печоры на Каму, воевать Чердынь. Сам же Шапошников, командующий русскими войсками Мезень-Печорского района Северной области, еще в начале августа отозван в Архангельск на должность заместителя начальника архангельского гарнизона.

Судьба Артура, счастливая, если судить по тому, как часто многие люди намеревались его убить и до сих пор ни разу не убили, долго гнала не окончившего полный курс кадета на север и северо-восток. Впрочем, теперь он был уже не кадет, а произведенный в соответствии с условиями военного времени в звание походного юнкера офицер, прошедший боевое крещение и закаленный в схватках с врагом. В сентябре 1919 года судьба, наконец, впервые определенно и решительно повернула на юг, вверх по течению Печоры до поселка Якша и дальше. На юг повернула, поскольку двигаться севернее и восточнее не было уж никакого смысла. Судя по тому, как легко полк выбил из трактового села Петрецово засевших там красных, называвшихся почему-то батальоном, а на деле оказавшихся горсткой плохо вооруженных и не по сезону одетых оборванцев, решение пробиваться к Чердыни было верным и своевременным. На пути стоял Ныроб, куда отступил красный батальон. С ходу в Ныроб не сунулись, требовалась разведка. И, кроме того, ждали, пока подтянется арьергард.

Вот почему и вышло, что теперь Артур проснулся на широкой, но жесткой лавке в крестьянской избе гдето на дальней безымянной окраине Пермской губернии.

…Как у Фадиных Во дерéвеньке

Жить-то весело.

Жить-то весело У Фадиных,

Ой да, любить некого.

Заморозчики покатятся,

Кого хошь люби.

Полюбил парень

Девчонку расхорошую.

Да недолго с ней жил,

С девчоночкой, —

Три неделюшки.

четвертую неделюшку

Расставаться стал.

Расставание тяжелое

Со миленочком…

Женщина «косуля» тихонько напевала за работой. Вот она вздохнула, не закончив печального рассказа о расставании с миленочком. Помолчала и начала заново: «Как у Фадиных во деревеньке…» Артур приподнял воротник шинели, надеясь увидеть певунью. Ничего, кроме слабо освещенной цветастой занавески, отделявшей горницу от кухни. Тьма. Даже тень, отбрасываемая лучиной, куда-то ускользала, теряясь и ломаясь в сборках цветастой ткани, чуть вздрагивающей от резких движений укрывшейся за ней женщины. Печь только затоплена. Судить об этом можно по запаху дымка, тонко плывущего поверх выстуженного за ночь, но все еще крепкого жилого духа, настоянного на испарениях овчин, сапог, оружейной смазки и миазмах пятерых взрослых мужчин. Артур снова закрыл глаза. Принюхивался, прислушивался и продолжал спать, представляя, чтó происходит по ту сторону его сна.