Тогда, в Никомедии, Меса прекрасно понимала, что Гелиогабал подрывает свой авторитет подобным поведением, а это было очень опасно. Из того, что мы знаем о Месе, можно представить, что она уже тогда должна была понять неуданность выбора Гелиогабала императором, однако пока она ничего не могла с этим поделать. Заменить Гелиогабала пока было некем, а саму её как правительницу империи никто бы не принял. Приходилось рулить из-за спины внука. Оставалось ждать и пытаться как-то смягчить его поведение. Она пыталась уговорить его вести себя как римлянин и император, однако Гелиогабал был безнадёжен. Он был откровенным фанатиком и поступал ровно наоборот. Назло сенату, чтобы позлить и унизить его, да и вообще римлян, он приказал сделать свой огромный портрет во весь рост, в священническом облачении внутри своего храма с идолом Элагабала, которому он совершал жертвоприношение. Эту картину он отправил в Рим с приказом выставить его в самой середине курии, на самом высоком месте, над головой статуи Победы/Виктории, которой, сходясь в сенат, каждый сенатор воскурял ладан и совершал возлияние вином. Он приказал, чтобы все римские должностные лица при совершении каких-либо общественных жертвоприношений прежде других богов, которых они призывают, священнодействуя, называли нового бога Элагабала.

Существовал ли в действительности такой портрет, неизвестно, Дион Кассий не упоминаете нём. Если портрет действительно повесили над Викторией, то сенаторы были поставлены в двусмысленную позицию – совершение подношений богине Виктории выглядело и как подношения Гелиогабалу с его богом, что явно унижало сенаторов-римлян.

Видимо, ошибки руководства, личные обиды, неверие в прочность новой власти и сектантское поведение Гелиогабала, слухи о котором быстро распространялись, сразу вызвали реакцию. Дион указывает, что уже при передвижении по Малой Азии, Гелиогабал встречал открытое неудовольствие народа. Вряд ли оно могло быть вызвано какими-то политическими причинами, до которых простому народу не было дела. Скорее всего, жители Востока сразу поняли искажение веры, практикуемое Гелиогабалом, и выступали против этого. Восстание в Вифинии было ещё раньше. Он тогда отнёсся к проявлениям протеста достаточно спокойно и никого не казнил, видимо, надеясь, что его новую веру примут. Но терпение отнюдь не было главной добродетелью Гелиогабала и скоро закончилось. Обозлили его мятежи в Сирии и Азии зимой 218–219 года. Характерно, что восстали именно те легионы, которые привели Гелиогабала к власти и на поддержку которых он явно рассчитывал.

Никаких подробностей этих мятежей, к сожалению, не известно. Дион Кассий очень смутно пишет об этом, сводя всё к проискам каких-то незначительных людей. Например, касаемо сирийских легионов, по его словам, некий сын центуриона попытался поднять на мятеж легион III Gallica в Рафанее, а какой-то суконщик хотел склонить к мятежу легион IV Scyphica Antoniniana в Зевгме [Дион Кассий. Римская история 80. 7. 3]. Конечно, это явная попытка скрыть и принизить значение восстаний легионов. Сам же Дион чуть ранее (80. 7. 1) уточняет, что, на самом деле, эти сирийские легионы до конца 218 года успели взбунтоваться дважды. Первый раз во главе мятежа стояли легаты этих легионов. Так, Геллий Максим командовал легионом IV Scyphica Antoniniana, а Вер был легатом легиона III Gallica. Дион разъясняет, что оба легата были выходцами из низов. Один из них попал в сенат из центурионов, а другой был сыном лекаря. Считается, что отцом Геллия Максима был врач императора Каракаллы Луций Геллий Максим. За свои заслуги он получил чин провинциального прокуратора, что сделало его главным финансовым директором своей провинции. Сам он не получил сенаторского звания, а только всадника. А вот его сын уже стал сенатором. Если такие особенности происхождения легатов соответствуют действительности, то это весьма интересно. Как-то так сложилось, что легаты двух восточных легионов были простого происхождения. Несомненно, это были выдвиженцы либо Каракаллы, либо Макрина, скорее первое. Именно Каракалла мог усилить командование восточных легионов своими протеже перед Парфянским походом. Его, происхождение людей, особенно военных, мало волновало. А то, что эти легионы восстали против Макрина, свидетельствует против того, что легатов назначал Макрин. Но это, конечно, лишь предположение.