Моей душе, в любви распятой, не грех сейчас и кирпичом
Ударить! Палками, камнями в таких швыряли до меня,
Когда вот так же распинали… Не успокоится земля!
Не я последний на распятье – кого же мне за то винить,
Что не в твоих сейчас объятьях, другим огнём душа горит?
Зачем тебе мои страданья? Проблем достаточно без них!
Моё же грешное сознанье опять рождает новый стих.
10.04.97 г.

Шипы и розы

Стих ли мой – пустая рифма, прошлогодняя трава,
Или в них под тайным грифом сокровенные слова?
Ну, зачем марать бумагу на красивые стишки,
Чтоб напрасно, вынув шпагу, рифмой меткой бить горшки?
Чтоб в безделье бить баклуши – средств немало всюду есть!
Лучше всё-таки послушай – стал бы зря в поэты лезть?
Мне ль нужны такие лавры? – Слава, почесть, вечера.
Или званье бакалавра мне присваивать пора?
Рвётся ввысь лишь сердца голос, крик измученной души,
Да познаний спелый колос Свет спасать от тьмы спешит.
Колос тот – наставник тайный, шепчет мудрые слова.
Всех избавить от страданий, видно, жаждет голова.
Я, когда писать лишь начал, сердцем рифмы окропив,
Знать не знал, кто мне назначил этот красочный мотив.
Пожелал излить лишь взгляды тем доступным языком,
Что проблемы все загладит. – Я тебе был незнаком.
Раскрывал свои секреты, в тайне всё просил хранить,
Но к чему теперь секреты, – должен сам тот Свет пролить.
Пусть я в прозе и «учитель»! – Клад зачем в себе держать?
Мог кому-то час я битый те дилеммы объяснять…
Ведь прошёл недаром школу, горы книг перечитав,
Чтоб теперь (задаром, что ли?) всё, что знал – другим отдать.
Что ж, любовь моя игрою для доступности была?
Пылких чувств теперь не скрою – пусть о них звенит молва!
Свет останется святыней, всяк ему наряд пристал.
У любви слова простые, ей не нужен пьедестал!
Ведь она дана нам свыше – как маяк среди страстей!
Так читают пусть, услышав трубный глас судьбы моей!
Роза пусть благоухает – ей шипы не повредят!
Пусть огонь её пылает – ей пристал любой наряд!
10.04.97 г.

Таксист

Итак, смогу теперь поведать таксиста серое быльё.
Лежал со мной. Свалились беды – от боли всё в глазах плыло.
Попал таксист тот в катастрофу. Привычно, может, стало быть;
Всё так случайно, ненароком, – теперь желанья нет и жить!
Но нет случайных совпадений – вот Корефанова рассказ.
Что ж, нет в фамилии сомнений, – не псевдоним на этот раз.
Он стал бывалым человеком – на зоне зналась та братва,
И жил своим коротким веком – шумела ветром голова!
Без меры пил, да всё с устатку! Деньгу умел он «зашибать».
А дома – старую заплатку не стал Олег бы пришивать.
Да, пил, кутил – водились деньги. С женою третьей… повезло.
Звалась она почти что Ленкой – Алёной значит. Жизнь – кино!
Он в школе был балбес последний – стонала школа от него,
Она – отличницей примерной, что в наши дни не всем дано.
А угадал я это сразу по выражению лица.
Да надо ль быть приметным глазу, где лоб «мыслителей отца».
В ней – лоб Сократа, взгляд задумчив.
Но совместимость – идеал!
По биоритмам лишь везучим Олега сразу я назвал.
По гороскопу он был «лошадь» – едва ли «крысе» повезло!
В любой момент «заехать» может, когда кулак опять свело.
И всё же жили. Деньги «крысу» прельстили – надо ли тужить?
 А «лошадь» бегала всё рысью – любила пить, гулять, кутить…
Был у него скользящий график: работа – «если захочу».
Подсела «баба», значит – «на фиг», поглубже, значит, закачу!
Платили «бабы» те «натурой» и деньги тратил он на них.
Назвать сейчас любую дурой уж больно скромно – этот стих
Не про достоинства мужские, измены жалкие слова…
По жизни ветром заносила его шальная голова.
Второй уж раз лежит в больнице. А в первый – дали топором!
Сломали рёбра и ключицу – ещё срослись хоть все добром.