Пляж для одиннадцатиклассников, на котором я прошлым летом проводила почти каждый день, находился на четверть мили выше по течению. Пляж здесь состоял не из одного песка, как тот, где резвились двенадцатиклассники, – к здешнему песку примешивались земля и сосновые иголки, так что загорать можно было, только подстелив под себя одеяло, но в общем-то и тут было неплохо. С нависающей над водой толстой ветки наклонившегося дерева свисала веревочная тарзанка. Не знаю, кто ее там повесил, но нам казалось, что она была здесь всегда.

Прошлым летом мало кто из наших девчонок решался ее опробовать. Они боялись, что канат лопнет или что бюстгальтеры их купальников будут слетать в момент удара о воду. Но я, прокатившись на тарзанке в первый солнечный день, все-таки поняла, в чем ее секрет. Я вычислила, за какие узлы надо держаться руками и когда именно нужно спрыгивать, чтобы попасть на самое глубокое место в реке, где вода холоднее всего. Я даже взяла в привычку выкрикивать при этом какую-нибудь глупость, чтобы всякий раз, когда я буду плюхаться в воду, все смеялись. Как в тот раз, когда я завопила: «Запирает жидкость на замок!», потому что Элиза только что призналась нам, что как-то раз, плавая в перерыве выездного церковного собрания, воспользовалась сразу и тампоном и гигиенической прокладкой, потому что боялась, что в воде будут заметна кровь. В тот день остальные девушки так и не поняли, о чем это я, но все равно засмеялись, а парни только покачали головами и застонали. Они никогда не знали, чего от меня ждать.

Десятиклассники и девятиклассники купались еще выше по реке, рядом с эстакадой, проходящей над скоростным шоссе. Прежде чем расстелить свои полотенца, им приходилось выпалывать растущие там сорняки и расчищать место от всякого мусора, который выбрасывали из мчащихся мимо машин. Так что там было очень хреново, да к тому же у берега там росли покрытые слизью камыши и прочая дрянь, которая противно касалась твоего тела, когда ты проплывал мимо нее.

Как бы то ни было, именно туда нам велели идти, чтобы укреплять берег с помощью мешков с песком.

Морган припарковала свою машину возле эстакады, и мы вслед за толпой остальных школьников направились туда, где нас поджидали два самосвала, полные мешков с песком, и группа прибывавших волонтеров. По-видимому, кроме нас, членов закрытого клуба старшеклассников, на помощь позвали и других школьников. Были здесь и взрослые – родители учеников, свободные от патрулирования полицейские, мистер Гантер, который учил меня, когда я ходила во второй класс. Явился даже сам мэр, мистер Аверсано, причем вырядился он в белую рубашку из тех, что носят под костюм и галстук, и строгие парадные брюки и потому выглядел как законченный идиот. Правда, ему хватило ума вместо парадных туфель обуться в рабочие сапоги, но я все равно насмешливо закатила глаза.

Ровно в семь тридцать шериф Хемрик залез в кузов самосвала, щелчком включил свой мегафон и попросил всех собраться вокруг. Потом он протянул руку мэру, и праздничные брюки Аверсано опасно натянулись на заднице, когда он лез вверх. Мэр взял у шерифа мегафон и заговорил, но его никто не услышал, и Хемрику пришлось наклониться и показать мэру, какой тумблер включить, чтобы эта штука заработала.

Я расхохоталась. Громко, во все горло. Морган рукой закрыла мне рот.

– Я благодарю вас всех за то, что сегодня вы все-таки пришли сюда. Само собой, мы надеемся, что прогноз погоды не оправдается, как это и бывает в девяноста восьми случаях из ста.

Несколько взрослых усмехнулись этой неудачной шутке. Я помню, о чем я тогда подумала: я сказала себе, что надеюсь никогда не превратиться в человека, который воображает, будто шутки о погоде могут быть смешными.