Все взгляды были устремлены на нас, но я нисколько не смутилась. Напротив, я была приятно взволнована. Наша с ним переписка словно ожила и вышла на всеобщее обозрение.
– О’кей, а как насчет того, чтобы поиграть в роботов? – Джесси механически, рывками задвигал руками и ногами. – Меня запрограммировали, чтобы резать напольное покрытие на куски, – металлическим, как у компьютера, голосом провещал он.
– Ты спятил, – ответила я, попытавшись отойти, прежде чем он бросится на меня снова.
Он все-таки попробовал, но на этот раз у него ничего не вышло. Я ринулась к столу, схватила свой билет на бал и спряталась за Морган и Элизой, как за живым щитом. При этом я все еще чувствовала прикосновение пальцев Джесси к своей руке, и мне казалось, что она сделалась чуть-чуть горячее, чем остальные части моего тела.
– Имей в виду, на Весеннем балу ты от меня так просто не отделаешься! – крикнул Джесси, и его голос донесся до меня сквозь толпу. – Тебе не удастся прятаться от меня всю ночь!
Мы убежали, нырнув в ближайший женский туалет.
– Вот видишь! – сказала Морган. – Ты правда нравишься ему, Кили!
– Согласна, – подтвердила Элиза. – На этом балу вы, сладкая парочка, однозначно будете обжиматься.
Я подняла с плеч волосы, сделала из них конский хвост и обмахнула рукой разгоряченную шею. Вместо того чтобы сказать себе: «Кили, тебе это только кажется, не сходи сума», я вдруг неожиданно для себя выпалила:
– Может, мне купить себе новое платье?
Первоначально я собиралась надеть на бал какой-нибудь свой старый прикид, чтобы сэкономить деньги, но сейчас эта идея вдруг показалась мне просто ужасной.
Элиза и Морган с довольным видом переглянулись.
– Давайте все втроем поедем сегодня по магазинам! – предложила Элиза. – Возьмем мою машину.
Но к обеду полил сильный дождь, и мать Элизы сказала, что она против того, чтобы ее дочь отправилась на машине по темной дороге в торговый центр в Риджвуде, богатом городе, стоящем на полпути между Эбердином и Уотерфорд-Сити, тем более что у нее пока были только ученические права. В конце концов они вдрызг разругались, и Элизе пришлось остаться дома.
Морган тоже не смогла взять машину, потому что та зачем-то понадобилась ее матери, но миссис Дорси позвонила моей маме и, видимо, сыграла на ее чувстве вины, потому что, к моему величайшему удивлению, моя родительница отложила в сторону бумаги, над которыми работала – чего она на моей памяти не делала почти никогда, – и предложила свозить меня и Морган за покупками.
Если бы в тот вечер ее с нами не было, я бы ни за что не купила то самое жутко красивое платье. Хотя я до сих пор не уверена, хорошо это было бы или нет.
В конце концов моя мамуля решила по-настоящему раскошелиться на мое новое платье, потому что я собиралась пойти на танцы в первый раз в жизни (в средней школе Эбердина устраивали только два бала: весенний для учеников двух последних классов и выпускной, ни на один из которых я еще ни разу – какой сюрприз! – не была приглашена) и потому что предполагалось, что на свое шестнадцатилетие я выберу себе подарок – медальон или что-нибудь другое в этом же духе, – но прошло уже два месяца, а я так ничего для себя и не подобрала.
Мы с мамой решили купить мне это платье уже после того, как обе ошеломленно заморгали, увидев его ценник. Мне не пришло в голову посмотреть, сколько платье стоит, до того, как я совершенно в него влюбилась. При мысли о том, какую сумму мама за него выложила, меня до сих пор мучает совесть.
Но, по-видимому, она заранее знала, что нас может ждать. Именно моя мамуля завела нас в универмаг «Пирсон», потому что узнала песню, которую настоящий живой пианист играл на стоящем там черном блестящем пианино. Прежде я никогда туда не заглядывала, и Морган тоже, хотя мы и слышали, что туалеты там намного лучше, чем в универмаге Мэйси. В отличие от Мэйси продавцы в «Пирсоне» действительно смотрели на нас, когда мы проходили мимо. При этом они любезно улыбались, но мы-то знали, что при этом они мысленно оценивают тебя, прикидывая про себя, достаточно ли у тебя денег, чтобы ходить к ним за покупками. И они видели, что у нас таких денег нет однозначно.