Так что я поставил перед собой следующую цель и на сегодня, и на все время работы над этой книгой: распределить все, что увижу в своем путешествии, между двумя указанными выше интерпретациями. А если случится так, что ни одна из них не будет подходить, я готов дополнить список третьей категорией.

Я-то считаю, что такое крайне маловероятно, но будем иметь в виду.

Тринадцатилетняя Мария Корви приходит в сопровождении своей матери, разменявшей шестой десяток Мадделены. Промозглый хэллоуинский воздух обращает их дыхание в пар. Они живут далеко отсюда, в глуши неприступных лесов, к которым не подобраться по протоптанным дорожкам. По пути сюда я за целых полчаса не встретил ни поселка, ни деревушки, только отдельные ветхие хижины, отодвинутые подальше от сумасшедших глинистых серпантинов. Если когда-то в этой церкви и кипела жизнь большого прихода, то эти дни давно уж канули в небытие.

С первого взгляда Мария не производит демонического впечатления. В то же время и улыбчивой лапочкой, в отличие от Риган МакНил, героини Линды Блэр из «Изгоняющего дьявола», которая была младше всего на год, ее не назовешь. Мария Корви смотрит на мир с угрюмым пофигизмом типичного подростка, который изо всех сил пытается не выдать своего страха. Присмотритесь, и станет очевидно, что Мария, как и ее мать, охвачена безмолвным ужасом. Обе одеты в одинаковые невзрачные, практичные синие комбинезоны с сапогами – фермерская рабочая униформа. Мария симпатичная, но слишком исхудавшая девочка с осунувшимся лицом. Темные круги под глазами говорят о бессонных ночах. Немытые черные волосы свисают до середины спины.

Если не считать проступающей седины на макушке, Мадделена так похожа на дочь, что они могли бы сойти за пару матрешек.

Я внимательно наблюдаю за Марией, когда та переступает порог церкви. Нет, ее кожа не покрывается ожогами, а сама она не заходится воплем. Однако Мария поднимает руку к горлу и тяжело сглатывает, будто сражаясь с приступом тошноты. Поймав на себе мой взгляд, она неловко и с какой-то робостью отводит глаза и идет с матерью к Ди Стефано как ни в чем не бывало.

Священник приветствует Марию и Мадделену и пускается в пространную официальную речь на итальянском. Сейчас он напоминает мне тех телефонных операторов, которые начитывают в трубку юридическую тягомотину, пока ты играешь в «Candy Crush» и периодически поддакиваешь. С оглядкой на мое присутствие он просит Марию и ее мать прямо подтвердить, что они участвуют в ритуале по доброй воле. Ди Стефано подчеркивает, что католическая церковь принуждает человека к подобному опыту вопреки его воле только в том случае, если он причинит кому-то вред или его сочтут опасным для окружающих.

– Не стоит бояться, – говорит он дамам. – Сегодня ты, Мария, освободишься от отрицательной силы, которой не место внутри тебя.

Позже мне объяснят, что церковники часто прибегают к этому эвфемизму – «отрицательная сила». Они считают, это позволяет избежать внушения субъекту посредством силы слова. На удивление разумная мысль с их стороны.

Мария с каменным лицом кивает. По ней не скажешь, верит ли она сама во все это или же идет на поводу у мамы. Может, Мадделена нашла на дочкином плеере альбом Оззи Озборна и, недолго думая, позвонила на горячую линию Ватикана по номеру 1–800-БЕСНОВАТЫЕДЕТИ?

Ди Стефано вкратце объясняет мое присутствие, после чего ведет Марию по пыльному церковному полу и ставит девочку перед алтарем. Ее мать подписывает протянутые Бородачом бумаги (ну да, а вы что думали: католическая церковь любит судиться не больше любой другой интернациональной корпорации). Потом Бородач с Безбородым усаживают нас – меня, Мадделену и переводчика Тони – на отведенную для нас скамейку в пятом ряду.