Опять победило то же чувство – как же без боя уйти? Как не попробовать еще раз вводом в бой всех сил повернуть боевое счастье на нашу сторону. А в сущности, даже успех в это время не решал дела, так как он давал только небольшую отсрочку.

Решительные дни падали на 13–14 октября. К 13 октября в районе железной дороги у ст. Ляличи сосредоточились полностью части генералов Молчанова и Глебова с тем, чтобы в этот день перейти в наступление под общим начальством генерала Молчанова. Части генерала Смолина, после боев у Дмитровки и Мучной, были выведены несколько к западу от железной дороги и должны были содействовать наступлению генерала Молчанова нажимом на фланги и тыл противника в направлении на Халкидон. После ночного перехода часть сил генерала Смолина была к утру 13-го еще не готова для действий. Группа генерала Бородина должна была обеспечить правый фланг генерала Молчанова, выдвинувшись из района Ивановки; 13 октября ничего из наступления не вышло. Предполагалось перейти в наступление, как только противник подойдет к переправам в районе д. Ляличи, но он не двигался, видимо выжидая подхода из Спасского района свежих сил. Тогда генерал Молчанов отдал приказ о переходе в наступление на Монастырище.

Во время развертывания и движения вперед забайкальских казаков они попали под пулеметный огонь передовых частей противника и сбились в кучу, потеряв полковника Буйвида^>16. Пришлось тратить много времени на восстановление порядка, и только вечером боевой порядок вошел в соприкосновение с противником, занявшим район Монастырище и, видимо, выжидавшим. Генерал Смолин 13-го ничего не мог сделать, так как люди после ночного перехода сильно устали.

Атака противника отложена на утро 14-го. Рано утром узнали, что она была безуспешной; красные сами перешли в наступление, и генерал Молчанов начал отводить свою группу. Отход начался после неудачи в одной из частей группы; кроме того, выяснилось, что генерал Смолин не может продвигаться и даже принужден отходить. Отход же его уже создавал угрозу тылу. Как ни безнадежно мы смотрели на дело, но все же еще были какие-то надежды на отсрочку решения. 14-го утром был положен конец всяким надеждам. Нужно было думать о выводе людей и их семейств.

Вечером 14 октября был отдан приказ о бесцельности дальнейшей борьбы и о прекращении ее. Все действия должны ограничиваться только мерами обеспечения отхода. В приказе было, между прочим, сказано, что генерал Дитерихс не пойдет туда, где японцы; приказ предназначался для фронта, но был передан во Владивосток и создал там много недоразумений, так как был понят как отказ генерала Дитерихса от власти. Прежде всего адмирал Старк, который являлся начальником тылового района, как бы должен был заменить генерала Дитерихса и руководить эвакуацией. Он решил создать особый аппарат для работы – на это начали смотреть как на образование нового правительства.

Затем нашлись люди, которые продолжали мечтать, что еще не все кончено. Чуть ли не пошли разговоры об измене, предательстве и образовании нового фронта у Угольной. Владивосток, по которому свободно прогуливались партизаны, должен был, по их мысли, превратиться в крепость. Недоговаривали только одного: «Они надеются, что японцы останутся в самом городе». После один из мечтающих спрашивал меня, чем объяснить такой отказ от борьбы и отход; я спросил: а если бы до нашего отхода японцы ушли, не пришлось бы вам драться за пароходы или бросаться в воду. Он согласился, что вполне могло создаться такое положение.

Согласно плану эвакуации, японцы совершенно оставляли Владивосток 26 октября. Последние дни они были уже на транспортах и только часть людей на берегу для охраны. Эти данные были отправными для эвакуации, но, конечно, как всегда, кто не верил в окончательный уход японцев, а кто пугал, что они бросят все и уйдут раньше.