Ее оплаченное время к тому моменту уже вышло.

После того как я внесла клубу деньги за Кипр (Николай Валерьевич все же открыл волшебный сейф, выдал мне необходимую сумму, и в банк идти не пришлось!), что-то у нас в доме переменилось.

Похоже, он начал переживать.

Нет, он, конечно, ничего не говорил вслух, но паузы, паузы…

Они и раньше часто возникали между нами, но они были такими… пустыми: он думал про свое, я – про свое. Таким образом, мы могли перемолвиться за завтраком или ужином лишь парочкой ничего не значащих фраз.

Но теперь, после моего фактического подтверждения ехать и его фактического подтверждения дать на это добро, паузы стали со смыслом.

Давящая нас обоих недоговоренность, не имеющая под собой ничего конкретного, – вот что получилось теперь.

Как бы я ни была скупа на чувства к нему и бессердечна, как бы ни был он сдержан и закрыт внутри себя, теперь это явственно ощущалось между нами.

И меня это стало беспокоить.

Все-таки и я не деревянный Буратино.

Аркадий не был богат, по крайней мере, в том представлении, которое вкладывают в это понятие избалованные столичной роскошью москвичи, но он был достаточно хорошо обеспечен.

К моменту нашей встречи, надо заметить, я и сам не бедствовал, но наши с ним доходы были несопоставимы.

Он занимался ресторанным бизнесом, имел долю в парочке модных кафе не «для всех», а для определенной, продвинутой молодежи, но основное, с чем он тогда возился и что больше всего его беспокоило, был закрытый клуб для людей нетрадиционной ориентации.

Разумеется, в деле он был не один.

У него имелись два партнера, с которыми он бесконечно что-то выяснял, но я, как человек ленивый и далекий от серьезного бизнеса, даже и не пытался понять все эти путаные схемы взаимоотношений.

И формально, и по сути Аркадий являлся арт-директором всех этих заведений, а также, с его слов, в каждом из них у него было по тридцать процентов акций.

Деньги он любил и считал куда больше моего, часто ругался со всеми по этому поводу, но в то время я расценивал это как нечто вынужденное с его стороны, принесенное в жертву ради того, что доставляло ему настоящую радость: это были путешествия и редкие антикварные книги.

Он свободно общался как минимум на трех языках, мог ходить в одних и тех же ботинках по полгода, не выпускал изо рта сигариллу, а если пил, то запоями.

Мы познакомились у него в клубе совершенно случайно. Естественно и быстро, так, как это обычно и бывает на старте чего-то нового, глубокого, того, что впоследствии надолго войдет в твою жизнь.

Он задал мне короткий вопрос и получил от меня такой же короткий ответ.

О чем это было – уже не помню…

Да и какая была тогда разница, ведь все ненужное: формальные вопросы, пустые слова – все это куда-то отскочило от нас, испугавшись предначертанности момента.

Почти что сразу он стал для меня полубогом.

Но спустя какое-то время я начал наблюдать, как придуманный мной самим же его образ разваливается по кусочкам, обнажая передо мной черты не бога, но лукавого.

Но и в этом был свой кайф.

Я принял его для себя целиком, вместе со всеми его демонами.

Придя в тот вечер в клуб, я был абсолютно пустым, я никого не любил, никого не жалел, из семи дней в неделю как минимум три я пил и таскался по ночным заведениям, я так устал сам от себя в тот период жизни, что даже мало кого хотел.

В моей записной книжке почти все номера были женские.

О да – долг обществу!

Ну мало ли, вдруг мать или какой любопытный коллега туда ненароком заглянет.

Да, да, крайне редко я с кем-то из них спал, но это было так, ни о чем, спроси сейчас – я даже толком и не вспомню.