– Ну, долго ещё? – несколько раз подстёгивал его старший, и, наконец, художник удовлетворённо хмыкнул:

– Готово.

– Ну, слава Хроносу, – проворчал главарь. – Уходим.

Он подошёл ко мне вплотную, ухватил пальцами за нос.

– А ты, Андрей Чижик, обо всём, что было, молчи. Скажешь кому, я тебя найду, яйца отрежу и сожрать заставлю. Понял меня?

Я промычал что-то невнятное. Отупение моё постепенно проходило, внутри рождалась злость.

– Понял, спрашиваю? – он не сильно, но явно издевательски шлёпнул меня по губам.

– Понял, – прошипел я.

– Ну, смотри… – хмыкнул старший.

Спустя пару секунд никого уже тут не было. Кроме Андрея Чижика, узника этих руин. Естественно, отвязать меня от столба они и не подумали.

Интересно, долго ли я здесь проторчу? Найдут ли меня когда-нибудь? Или вот так помру от жажды, голода и неудовлетворённой мстительности?

Уже почти совсем стемнело, когда, наконец, послышались шаги и голоса, мелькнуло в чёрном оконном проёме пламя факела.

– Спасибо, ребята, вы очень оперативны, – единственное, что вырвалось из меня, когда верёвки были обрезаны и чьи-то крепкие руки подхватили моё многострадальное тело.

– А главного они как называли? Постарайся вспомнить, Андрей, это важно.

Я сидел на лавке, привалившись спиной к тёплому дереву стены. Охваченная тугими повязками грудь ещё побаливала, но уже не как вчера, когда моё беззащитное тело мучил лекарь Олег.

Светило местной медицины явилось уже когда было совсем темно – то есть темно на улице. В усадьбе-то горели чудо-факелы, никто не ложился. Боярин Волков нервно расхаживал по людской. Я почему-то представил, как он достаёт из широких карманов своих шаровар мобильник и кого-то вызванивает. Стало смешно, да так, что я забился в судорогах. Хотел – и никак не мог остановиться.

– Пройдёт, – прокомментировал явившийся наконец лекарь. – Это истерика.

Надо же, какая терминология! Это прозвучало не в моём мысленном переводе, а именно что в оригинале, на «словенской речи». Хотя я давно заметил – в ней полно иностранных слов. То ли греческих, то ли латинских – здесь я был не силён.

По приказу лекаря Олега меня раздели догола, положили на лавку. Опустившись передо мной на корточки, великий врач принялся выстукивать меня кончиками пальцев. Чем-то это походило на мои недавние упражнения с барабаном, только вот лекарский ритм оказался куда сложнее любой ро́ковой композиции. Досталось и грудной клетке, и спине, и даже более деликатным местам. При каждом касании вспыхивала боль – точно иголка впивалась. Я, конечно, терпел – но чувствовал себя как на приёме у стоматолога-садиста.

– Повезло парню, – лекарю, видно, надоело надо мной издеваться и он переключился на свою котомку с пилюлями.

– Скоро ли поправится? – голос боярина был как наждачная бумага.

– Одно ребро сломано, но в удачном месте, так что за месяц срастётся. Всё остальное – ушибы. Ничего особенного, недели за две пройдёт. Сейчас помажу, повязки наложу. Сказал же – повезло. Бить били, а ничего важного не задели. Это, между прочим, уметь надо…

Потом я спал – видимо, долго, потому что проснулся около полудня. Лежал я, как выяснилось, не в людской, а в боярской горнице, на специально принесённой для меня лавке. С чего бы такие почести?

Горница была пуста, но не успел я проснуться по-настоящему – явился Алёшка, притащил на деревянном подносе еду.

– Вот этого сбитню побольше пей, он с особыми травами, дед Василий сам заваривал. Сказал, лекарь лекарем, а в правильной травке сейчас мало кто разбирается. Правильная же травка, сказал, чудеса творит…

Думаю, Колян и Вован согласились бы с дедом…